Шпион товарища Сталина - Владилен Елеонский

Я искусно изобразил удивленное лицо, но не помогло. Сорокин оглушительно расхохотался.

— Брось, Шаталов! У тебя в особняке стоят «жучки». Тебя пишут на магнитофон и рисуют на кинопленку. Ты у нас — кинозвезда крупной величины, наверное, Николай Черкасов, не меньше! Представь теперь, что подстроил Лобок. Я тебе сейчас рассажу. Монтаж не хуже, чем у Сергея Эйзенштейна. Товарищ Сталин решил еще раз просмотреть киноленту «Александр Невский», чтобы убедиться в правильности намерения присудить фильму Сталинскую премию, поскольку кинофильм, по его мнению, вовсе не утратил актуальности, как полагают некоторые. Сюжет фильма ты, конечно, помнишь. Так вот, представь картинку. Крестоносцы в зловещих рыцарских доспехах в плотном конном строю с копьями наперевес мрачно шествуют в ледяном спокойствии под потрясающую музыку Сергея Прокофьева на волнующиеся русские полки. Еще миг, и бронированное свиное рыло врежется в русский пехотный строй. «Какой у нас замечательный режиссер Сергей Эйзенштейн, — сказал товарищ Сталин. — Дай ему дерьмо, он из него конфетку слепит, только сейчас разглядел. Похоже, фильм в самом деле следует снять с полки». Однако ты ни за что не угадаешь, что произошло в следующий момент! Картинка вдруг поменялась. Вместо холодящего разум и сердце строя рыцарей Ливонского ордена симпатичная девушка в полотенце, обернутом вокруг голого впечатляющего тела, изогнулась в поклоне, словно японская гейша, и предложила на подносе кофе в постель какому-то мужчине, догадайся с трех раз кому. Причем кофе в постель происходило под ту же потрясающую по силе драматизма музыку. Не успел товарищ Сталин рот раскрыть, чтобы вопрос задать, как картинка вновь поменялась. Снова жуткие крестоносцы! Бронированное свиное рыло ударило, с трудом раздвинуло, затем протиснулось и глубоко вошло в русский строй. Двинулась ходуном жаркая бойня. Каково, а? Товарищ Сталин, ни слова не сказав, досмотрел фильм до конца. Вот выдержка! Он человек мудрый, может промолчать, но никогда ничего не забывает. Лобок якобы не выдержал и сам пояснил, хотя товарищ Сталин ничего не спрашивал. Лобок объяснил, что монтажник напутал и случайно врезал кадр не из той бобины. Я думаю, Лобок лукавит, он специально тебя подставил, чтобы ты повис на крючке у вождя. Однако запомни, что интимные сцены — ерунда. Твой подробный отчет о работе на заводе в Аугсбурге и на аэродроме под Берлином перевесит все интимные сцены, вместе взятые, а задержка в Германии будет рассматриваться как ответственное секретное задание. Понял? Положись на меня. Все будет хорошо, однако имей в виду, что за тобой внимательно смотрят из Москвы, не расслабляйся. Заграница для советского человека понятие весьма условное!

Я, вопреки совету Сорокина, как-то сразу расслабился после столь обнадеживающего заверения. Мы с Виталием лихо протестировали вторую бутылку эксклюзивного вина. Я вдруг почувствовал себя совершенно счастливым, прямо как в детстве, когда отец пообещал наконец взять с собой на рыбалку ловить не кого-нибудь, а настоящего сома!

Секретное задание под тем соусом, который невзначай приготовил Сорокин, меня вполне устраивало. Еще бы!..

Все складывалось замечательно. Оставалось лишь замутить — Сорокин все сделает как надо. Даже обыкновенный рис становится блюдом, если в нем появляется перчинка. Для меня главное было под любым предлогом задержаться в Германии и жениться на Хелен, а дальше, я был уверен, все образуется.

Казенные обстоятельства грудой водянистого пресного риса мешали осуществлению моей мечты, а Сорокин, словно опытный шеф-повар элитного московского ресторана, бросил оригинальную перчинку в невкусную рисовую мазню. Ай да Виталий!

Седьмого июня на военном аэродроме в пригороде Берлина на закрытом просмотре собрались именитые гости. Среди них выделялись гауляйтеры из Баварии и других земель. Спесивые нацистские бонзы с пивными животиками, крупными лысеющими головами, дряблыми серыми лицами и тусклыми, как агаты, глазами важно расселись на передвижной трибуне летного поля.

В момент перед самым открытием мероприятия на белоснежном «хорьхе» с открытым верхом подъехал Герман Геринг. Человек несведущий мог принять его за какого-нибудь князя Монако или итальянского короля — таков был внешний вид ближайшего на тот момент соратника Гитлера.

Впечатляющий белый как снег мундир с ярко-алыми отворотами сидел превосходно, а великолепной фуражке с высокой тульей и внушительному позолоченному жезлу рейхсмаршала, наверное, позавидовали бы все без исключения европейские монархи.

Геринг дал отмашку, и представление началось. Пилоты люфтваффе бодро прошли над аэродромом семеркой новых «мессершмиттов» модели F-2 — Фридрих. Надо сказать, неплохой был для того времени самолет, но вооружение, по моему мнению, было все-таки слабоватым для войны, делавшей ставку на скоростные и очень живучие штурмовики и бомбардировщики, способные мигом стереть с лица земли какой-нибудь огромный завод или мощную электростанцию.

После прохождения парадным строем Рупперт Гофман начал демонстрацию фигур высшего пилотажа на все том же Фридрихе второй модели. Гитлеровские бонзы дружно задрали вверх потные лысые головы.

Гофман, как всегда, был великолепен. Его воздушная акробатика не оставила равнодушным ни одного зрителя, несмотря на то что среди них присутствовали довольно кислые и самодовольные типы.

Изюминкой демонстрации стал показательный воздушный бой. К этому моменту мое судьбоносное шило лежало там, где ему следовало лежать, — в хвостовом оперении среди рулевых тяг. Я сунул его туда незаметно от Урсулы.

Дальше все шло, как обычно, — выруливание на взлет и проверка элеронов и рулей. Я уверенно вертел рулями туда-сюда.

Внешняя проверка ничего не выявила. Шило до поры до времени мирно покоилось среди тяг и не давало о себе знать.

Через минуту мы сцепились с милым Гофманом в воздухе. Задача была сесть на хвост. Кто сядет на хвост, тот победит.

Гофман был на все том же F-2, а я был на Третьем Фридрихе — «мессершмитте» модели Ме-109 F-3. Он был изготовлен в единственном экземпляре, и бродяга Гофман конечно же хорошо знал об этом немаловажном нюансе.

Чтобы угодить Герингу, конструкторы рискнули единственным экземпляром. В случае его утери многомесячная работа по доводке самолета летела коту под хвост.

Однако фюрер торопил с апробацией в воздухе, а Геринг желал угодить фюреру. Может быть, поэтому конструкторы посадили на единственную модель новейшего истребителя советского летчика. В случае неудачи все спишется на него.

Ситуация меня вполне устраивала. Я опять не учел лишь одного — пресловутый субъективный фактор, существенно отягощенный присутствием красивой женщины.

Гофман был силен падением коршуна с высоты, но вот такую фигуру высшего пилотажа, как «горка», он знал недостаточно хорошо, в отличие от меня. Я всегда внимательно слушал советы Валерия Чкалова, лично был знаком с ним, все его замечательные идеи по пилотированию и тактике воздушного боя неизменно проверял в небе и брал на вооружение.

Вовсе не случайно Чкалов выделял особую роль «горки» в современном воздушном бою. Вот почему я отрабатывал «горку» до умопомрачения и мог пилотировать самолет на «горке» с завязанными глазами.