Самодержавие и конституция - Кирилл Соловьев

Как и прежде, следить за избирательной кампанией должны были полицейские. Они присутствовали на предвыборных собраниях, старались пресекать противоправительственную агитацию, что для большинства из них было непросто: образовательный уровень полицейских был невысоким; часто они оказывались не в состоянии верно оценить выступление «неблагонадежного» оратора. «Что, он не опасно говорит?» – спрашивал пристав своего помощника. «А черт его знает, – шепотом отвечал помощник, – кажется, пока ничего». Один немолодой полицейский как-то попросил кадета А. А. Кизеветтера: «Уж вы, профессор, будьте так добры, если я вас буду останавливать, не подымайте меня на издевку». Действительно, порой случались комические ситуации. В. А. Маклаков, выступая на митинге, постоянно использовал местоимение «мы». «Кто это „мы“»? – перебил его пристав. «Я и мои единомышленники», – отвечал Маклаков. «Я запрещаю говорить „мы“, вы принадлежите к партии кадетов, а это партия преступная, о ней говорить нельзя», – постановил пристав. «Хорошо, вместо „мы“ я буду говорить „они“». Толпа дружно засмеялась, а пристав остался доволен.

Правительство пыталось координировать свои действия с правомонархическими силами. В октябре 1911 года обер-прокурор Святейшего синода В. К. Саблер принимал лидеров думских правых: А. С. Вязигина, Г. Г. Замысловского, Н. Е. Маркова. Саблер спрашивал, в чем нуждались представители Союза русского народа, подробно записывал их пожелания, некоторые тут же удовлетворял. В январе 1912 года министр внутренних дел А. А. Макаров провел подобную консультацию с лидером Правой группы Государственного совета Д. И. Пихно.

Наконец, правых кандидатов можно было финансировать. А. Н. Наумов (в прошлом предводитель самарского дворянства) впоследствии вспоминал, что весной 1906 года С. Е. Крыжановский предложил ему 25 тысяч рублей на издание газеты «Голос Самары» и предстоявшую избирательную кампанию. Деньги предлагал и другой товарищ министра – В. И. Гурко: «Возьмите у нас побольше денег – без них при этих выборах, пожалуй, не обойтись… Умоляем вас – дайте в Думу хороших людей». Когда же к Крыжановскому пришел московский губернатор В. Ф. Джунковский, товарищ министра открыл железный шкаф, встроенный в стену кабинета. Там лежали пачки денег. Джунковскому было предложено 15 тысяч рублей. Существенно большую сумму на те же цели получил московский градоначальник А. А. Рейнбот.

Немалые средства поступали Союзу русского народа. Серьезные суммы передавались А. И. Дубровину, В. М. Пуришкевичу, отцу Иоанну Восторгову. Получали деньги и другие лица. В ходе выборов в Четвертую Думу в Бессарабской губернии семейство Крупенских потратило 2000 рублей из государственных средств и планировало потратить еще 5000 рублей из того же источника.

По сведениям С. Е. Крыжановского, правительство тратило на избирательные кампании около 3 млн рублей в год. Правда, эти деньги расходовались неэффективно. Нередко они выделялись организациям и газетам, о которых мало кто слышал. И все же среди получавших правительственные дотации были известные лица. «Все промелькнули перед нами, все побывали тут», – отмечал министр финансов Коковцов. Среди них не было кадетов, мало – октябристов; преимущественно это были правые (Г. Г. Замысловский, Н. Е. Марков, В. М. Пуришкевич и др.) и националисты (А. И. Савенко и др.). Правда, приходилось отказывать и им. Незадолго до роспуска Третьей Думы правые депутаты – Н. Е. Марков, П. В. Новицкий, В. М. Пуришкевич – запросили ссуду в 960 тысяч на предстоявшую избирательную кампанию. Премьер-министр Коковцов удивился, почему они не просят миллион. «Мы хорошо знаем, что вы любите точные цифры, и отказались от всякого излишества», – ответил Марков. «Скромность» не помогла народным избранникам: Коковцов им решительно отказал.

Чтобы добиться желаемого исхода многоступенчатых выборов, надо было оказывать влияние на избирательную кампанию на ее ранних стадиях, формируя коллегии выборщиков. Правительство пыталось мобилизовать послушного избирателя, каким виделся прежде всего священнослужитель. Ставка на духовенство была сделана в некоторых губерниях еще в 1907 году, во время выборов в Третью Думу. Например, в Вологодской губернии большую часть уполномоченных по землевладельческой курии составляли священники (83 из 86), в пяти уездах Пермской губернии – 56 из 57, в четырех уездах Вятской губернии – 21 священнослужитель и ни одного мирянина, в девяти уездах Пензенской губернии – 55 священников и 6 мирян, в Калужской губернии – 81 священник и 14 мирян, в Тверской – 182 и 17, в Воронежской – 96 и 15, в Рязанской – 202 и 29, в Киевской – 424 и 14 и т. д. В результате духовенство порой доминировало в землевладельческой курии. Так, в Астраханской губернии из восьми выборщиков семь были священниками, в Вологодской губернии из 30 – 21, в Вятской губернии из 49 – 33, в Киевской из 78 – 42, в Пермской из 47 – 39, в Волынской губернии из 62 – 31.

В 1912 году этот опыт был использован с большим размахом. Как удачно пошутил депутат В. А. Маклаков, Синод превратил «стадо Христово в избирательное стадо». В дни выборов церкви закрывались, богослужение не проводилось, требы не исполнялись – священнослужители голосовали. Эта тактика принесла свои плоды. Так, в Киевской губернии по землевладельческой курии избрали 477 священнослужителей и 76 помещиков. В Подольской губернии – 399 священнослужителей и 4 помещиков. В Рязанской губернии – 244 представителя духовенства и 39 светских лиц. В целом же по России из 2365 выборщиков по землевладельческой курии 771 представляли духовенство. Для сравнения: за пять лет до этого было 533 священника.

Церковное начальство опасалось, что священники могут поддаться вредному влиянию. Такая бдительность излишней не была. Священники оказались послушным орудием в руках архиереев. Епископ Филарет, в сущности, сам выбирал депутатов, не интересуясь мнением местных властей. По свидетельству современника, «И. М. Страховский (вятский губернатор. – К. С.) и К° хотели иметь депутатов поумереннее и поприличнее, а Филарет дал им совсем черных и одни убожества».

Воронежские архиереи, отчитываясь перед властями, указывали, сколько удалось провести в выборщики «надежных» крестьян (34: 18 правых монархистов и 16 беспартийных, зато «вполне надежных»). Кроме того, в губернское избирательное собрание прошли 19 «самых лучших» священнослужителей. Архиереи ставили себе в заслугу и то, что из списка городских избирателей был исключен кадет А. И. Шингарев и другие менее известные его однопартийцы. И все же у церковного начальства были неудачи. Немного удалось сделать в противостоянии с октябристами. Например, не удавалось помешать А. И. Звегинцеву. Его можно было «провалить» на выборах по Бобровскому уезду, где все было для этого подготовлено. Однако итоги состоявшихся выборов не были утверждены, и выборы перенесли на более поздний срок. Это «отсекало» священников от дальнейшего участия в голосовании: дважды мобилизовать их было невозможно. Архиереи утверждали, что это объяснялось интригами «Звегинцева и К°», которые вели к триумфу «левых» сил. Духовенство ждало инструкций из столицы относительно поведения священнослужителей в губернском избирательном собрании. Следовало ли открыто выступить против октябристов, раскрывая свои карты, или стоило «затеять тайную игру»? Однако это создавало риск прохождения в Думу кадетов. Но, похоже, местное духовенство это не смущало: фигура Звегинцева вызывала у них сильное раздражение. Во время выборов в Третью Думу он сам мобилизовал духовенство, рассчитывая на его поддержку: свозил священников на избирательный съезд, обещал им одно депутатское кресло. Однако обманул. Помещиков на съезде оказалось больше, чем Звегинцев предполагал. Голоса священников не понадобились, их кандидаты были забаллотированы. Духовенство потребовало от Звегинцева объяснений, и он, не смущаясь, ответил: «На кой черт вы нам теперь нужны».