Гоблины. Жребий брошен - Андрей Константинов

— Не заметил! Хорошо тетка с крепкими нервами попалась. А то бы еще одну клиентку пришлось в больничку везти…

Помолчали.

— …Ну что, Тарасик, осиротела наша контора по женской части, а? Теперь Анютка к нам только годика через два вернется. Да и то, если вернется еще.

— Думаешь, возможен летальный исход?

— Тьфу на тебя, идиот, — досадливо сплюнул Сергеич. — Ты чего городишь-то?! Я имел в виду, что пока в декрете сидит, сто раз подумает, возвращаться ли обратно. В наше… шоу долгоносиков.

— А-а…Так у нас ведь еще Наташка есть.

— Ну, с этой-то немного проку. Себе на уме девка.

— Зато красивая.

— Разве что. Вот только на нее, на красивую, где сядешь, там и слезешь… Э-эх, нам бы такую как наша Анечка найти. Вот только, где ж ее найдешь такую?

— Это точно, — вздохнув, согласился Тарас.

Метрах в десяти от маршрутки с особым шиком остановилась навороченная «ауди». Сергеич внимательно всмотрелся:

— О, кажись, смежники подъехали… Точно, они… Ну всё, иди, выгружай дрова. Ты его там как, не слишком уделал?

Вопрос сей был задан далеко не праздно — малороссийская природа наградила Тараса косой саженью в плечах и здоровенными кулачищами. По этой причине его мощная фигура «семь на восемь» неизменно внушала уважение и опаску у субтильных мужчин, равно как восторг и желание у легкомысленных женщин.

— Да нет. В самый раз, — мотнул головой Тарас и полез в пепелац за трофеем…

Санкт-Петербург,

3 июня 2009 года,

среда, 08:32

На сковороде зычно шкворчала яичница, призывно сияя в пять маленьких жёлтых лун. Супруга подполковника Золотова мелко рубила острым ножом пряную зелень, готовя нехитрый завтрак для мужа.

— Лидк, — донёсся из трехкомнатных кулуаров командирский басок благоверного. — Ты не помнишь, куда я вчера засунул ключи от машины?

— Прихожая. Зеркало. Верхний ящик, — не поворачивая головы, проложила азимут супруга.

— Там я уже смотрел.

— Значит плохо смотрел.

Через пару секунд из прихожей донеслись звуки археологических раскопок и вскоре на пороге кухни возник счастливый обладатель потерянных и вновь обретенных ключей. Безупречно выбритый, с благородной сединой на висках, в идеально отглаженных брюках и в безукоризненно белой рубашке, подполковник Золотов сейчас походил на собирательный образ киношного голивудского полисмена. В ранге не ниже начальника полиции округа, а то и штата. Многочисленные давние шрамы от порезов бритв и скальпелей карманников на кистях обеих рук лишь добавляли этому образу должной брутальности.

— Странно, и как это я их сразу там не нашел? — задумчиво проговорил Золотов и пихнул ключи в карман брюк.

— Ничего странного, — пожала плечами супруга. — Типичный случай похмельной заторможенности реакций организма.

— Да ладно тебе. Я был как стеклышко.

— Ага, как стеклышко в нашей спальне. Которое ты уже два месяца как обещаешься помыть.

— Лидк, веришь-нет, вот буквально завтра и займусь. Слово офицера!

— Ты хотел сказать: «слово пенсионера»?

— Спокойствие, только спокойствие! До перехода в новый социальный статус у меня еще осталось, — Василий Александрович посмотрел на часы, — …осталось 8 часов и 46 минут… Ну, всё, я полетел.

— Сто-о-ять! — моментально встала в позу «руки в боки» супруга. — Кру-у-гом! Марш за стол!

— Лидк, да не хочу я есть! — взмолился Золотов. — Вчера с нашими бонзами на неделю вперед брюхо набил. Китайским, будь он неладен, фаст-фудом… Представь, ресторан — четыре звезды — обыкновенного соленого огурца принести не могут! А деньжищ угрохал — у-у!

— Сам виноват. Нет, чтобы уйти на пенсию как все, по-человечески…

— А по-человечески — это как? С общим собранием, с зачитыванием дарственного адреса, торжественным приемом в совет ветеранов и вручением ценного подарка «лыжи беговые»?! Нет уж, увольте. Я вчера последнюю повинность перед «генералами» отбыл, проставился. А сегодня хочу спокойно посидеть со своими… В своем, пока еще, отделе.

— И с соленым огурцом, — ехидно докончила Лида.

— В том числе. Скажешь, не имею право?

— Имеешь. Но только после того, как съешь хотя бы яичницу!

— Лидк, но ведь я действительно горю! А у меня привычка, она же — одиннадцатая заповедь: не опаздывай.

— Ничего страшного. Это как раз та привычка, от которой можно начинать потихонечку избавляться.

— А знаешь, что говорили по поводу привычек арабские мудрецы? «Тот, кто меняет свои привычки, уменьшает свое счастье». Вот ты думаешь почему я двадцать… двадцать с гаком лет не меняю спутницу жизни? Да потому что привык. И не хочу уменьшать своего счастья. Философия!

— Золотов, я тебя сейчас прибью! А ну-ка быстро сел и приступил к приему пищи!

— Яволь, мон женераль! — вздохнув, уселся за стол Золотов. В следующий миг перед ним была выставлена сковородка с дымящейся яичницей, щедро приправленной салом, сыром и зеленью. Василий Александрович покорно взялся за вилку и нож.

— Вот так-то лучше. Тоже мне, философ огуречный… Ольга-то будет сегодня?

— А як же! — с набитым ртом подтвердил Золотов.

— Привет ей передавай, что-то давненько она к нам не заглядывала. Как там у неё дела?

— На днях Дениску в лагерь пионерский… или как они сейчас называются?… отправляет. Сегодня с утра должны были на медосмотр поехать.

— А на личном фронте?

— Да, похоже, всё по-старому. Как на Западном, без перемен. Другое худо: настроение у нее в последнее время какое-то…

— Какое?

— Такое, знаешь… — задумался Золотов, — …словно бы чемоданное.

— Вот и слава богу! Наконец, и до нее дошло!

— Чего дошло?

— А то, что не гоже молодой, здоровой, образованной, симпатичной девке, да еще и с ребенком на руках, с твоими архаровцами хороводиться. Ладно сам, черт старый, всю жизнь по чердакам, подвалам, подворотням. Ширмачи, щипачи, форточники… Блатные, цветные… Тьфу, пакость… Но ей-то сколько можно голову дурить этой вашей «романтикой улиц»?!

— Ну, началось! — недовольно поморщился Василий Александрович. — Старые песни о главном… Я тебе сто раз говорил: Ольга — она настоящий опер. У нее — прирожденный талант к сыскному делу, способна ты это понять, или нет?!

— Нет, не способна. У женщины есть только один прирожденный талант — быть женой, быть матерью. А целыми днями по рынкам, по трамваям, да по помойкам за карманниками рыскать — это не талант. Это… это… самая натуральная дурь и блажь. И, кстати сказать, ее бывший муж… Володя, кажется?… такие вещи очень хорошо понимал.