Стеклянный шар - Наталия Романова

За это время водитель обернулся всего один раз, тихо уточнил, куда именно необходимо Лидии Константиновне. Именно так: Лидии Константиновне. Задал навигатору маршрут, через двадцать минут припарковался у вокзала, рядом приткнулся здоровенный внедорожник, видимо охраны. Водитель открыл дверь, достал тележку и рюкзак, вежливо помог устроить ношу на спине пассажирки, после чего она рванула в сторону пригородных касс, не понимая, на что надеется сильнее – опоздать на электричку, выйти с растерянным видом через десять минут, встретив на парковке седан Фролова, или умчаться подальше… От себя.

На электричку не опоздала, зашла в пятый вагон, устроилась у окна, наконец, выдохнула. Сердце истерично колошматилось о грудную клетку, руки подёргивались, дыхание сбивалось, чувственное волнение накатывало волнами. Лида обхватила холодными ладонями горящие щёки.

Фролов? Почему именно Фролов? Если начинать задумываться о плотской стороне отношений, то улыбчивый сантехник, на днях приходивший чинить смеситель, более реальная кандидатура. Иван Ефремович… точно так же можно вспыхнуть, представив в неоднозначной ситуации Дэвида Ганди, например. Дэвид не подвозил её к вокзалу, не дарил цветы, она не почувствует, каким парфюмом он пользуется, только Фролов не становится ближе от того, что всё это произошло.

Всё было странным, сюрреалистичным, пугающим. В голове, как вспышки, мелькали обрывки криминальной хроники, помноженные на мелодраматичные романы о любви, которые время от времени читала Лида, как сказки на ночь в детстве. Она крепко зажмурилась, попыталась выровнять дыхание, если продолжит в том же духе – появится на даче с шальным взглядом и румяными щеками, что вряд ли скроется от дедушки, которого совсем не хотелось волновать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вагон наполнялся, кто-то сел рядом с Лидой, вдавив в стену. Слышалось шуршание пакетов, кряхтение, сопение, недовольные переговоры – обычный набор звуков замкнутого, наполненного людьми пространства, – наконец электричка тронулась, Лида открыла глаза и провалилась в стальной, припечатывающий взгляд.

Иван Ефремович сидел напротив, его колени едва касались коленей Лиды, в руках расслабленно покоился букет, оставленный Лидой в машине. Голова наклонена, глаза прищурены, казалось, от его взгляда не ускользала ни единая деталь. Невольно, как-то сама собой, Лида дёрнулась, будто действительно планировала убежать.

– Вы забыли хризантемы, – спокойно сказал Иван… Ефремович.

– Как вы меня нашли? – голос прозвучал хрипло.

– В сторону Осиновки в это время одна электричка.

– О, да, – пробормотала Лида, смотря, как тёплые пальцы легко обхватывают её ладонь. Поглаживают большим пальцем по тонкой коже, скользя к запястью.

– Я вынужден ещё раз извиниться, – продолжил Фролов. – Бизнес, к сожалению, не терпит.

– Понимаю, – она кивнула, словно разбиралась в бизнесе. Самое большое бизнес-предприятие, с которым сталкивалась Кондрашова Лидия Константиновна – сбор денег на дни рождения коллегам.

Фролов продолжал молчать, гладить ладонь Лиды. От места соприкосновения простреливали импульсы, растекаясь по телу приятным теплом. Если закрыть глаза, можно представить рядом симпатичного сантехника из ЖЭКа – простого и понятного мужчину. Вероятно, он не слышал о Лао-цзы, ничего не знает об известковом флюсе, зато с ним можно добираться на дачу на электричке, днём наводить порядок на участке, вечером натопить баню… Дыхание перехватило, Лида распахнула глаза, чувствуя, как внутренности опаляет жаром.

Дурость! Дурость! Захотелось надавать себе по щекам. Не за мысли, сверкнувшие молнией, а за объект желаний. Пусть он и сам проявляет инициативу – всё равно это ненормально. Происходящее ненормально.

– Моя станция, – Лида увидела знакомые пейзажи, пора выходить. Иван Ефремович встал, выхватил знакомый рюкзак с полки, поднял тележку, двинулся, легко лавируя в тесном проходе, Лида шла позади.

В тамбуре, набитом пассажирами, как шпротами в банке, Лида протиснулась к дверям, не выпуская из вида Иван Ефремовича, тот прошёл за ней, разводя людскую толпу, как Моисей воду. Фролов смотрелся инородно в тесноте тел и баулов с колбасой и макаронами. Тренч поверх делового костюма, выглядывающие классические часы на запястье, когда поднял руку, опираясь на стену, закрывая собой спутницу от натиска толпы.

Электричка несколько раз сильно качнулась, Лида едва удержалась на ногах, была подхвачена сильной рукой под поясницу. Когда ход выровнялся, Иван Ефремович не поменял положения, нависал сверху, оставляя символическое расстояние между собой и Лидой, с каждой минутой сокращая сантименты между ними. Она чувствовала не просто запах парфюма, а кожи, дыхания. Индивидуальный, интимный, тот, что позволено ощущать лишь самым близким. От этого кружилась голова, как и от тепла тела. Незнакомого, ошеломляющего чувства защищённости. От жара, полыхнувшего между ними. Рефлекторно, повинуясь природе, потому что разум парализовал бы тело, стоило нейронам выстроиться в ассоциативный ряд, Лида поднялась на цыпочки, приоткрыла рот, задерживала дыхание, в ожидании поцелуя. Электричку снова качнуло, щёку обдало дыханием, тело впечаталось в мужское.

Послышался характерный звук, двери распахнулись, впуская холодный воздух с улицы, заставляя очнуться от морока.

– Выходим? – услышала, как сквозь вату, хриплый голос Фролова.

– Дамочка, иди давай, чего раскорячились, – дебелая тётка пыталась оттеснить пару от двери, прорваться вперёд. Сдвинуть Фролова не удалось бы и танку, тётке пришлось ждать, пока выйдет он, держа одной рукой тележку и рюкзак, а второй подхватит Лиду.

Маленький перрон со ступенями по центру, через железнодорожные пути точно такой же. Вдали вокзал, больше напоминающий будку смотрителя, из удобств, доступных пассажиру, крыша остановки да покосившаяся металлическая лавка.

Иван Ефремович огляделся, Лида тоже посмотрела по сторонам. Лес, разукрашенный в оглушающе-яркие цвета, в закатном солнце был удивительно живописен, как с картин Левитана, Поленова, выразительных мазков Кандинского.

– Электричка в город в четыре утра, – вздохнув, признала Лида.

– О, – Фролов удивлённо посмотрел на говорящую, будто на лбу у неё выросли крылья бабочки и сейчас трепетали, неся откровенную чушь.

– Здесь не всегда останавливаются.

– Хм…