Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко - Александр Патрушев

1 декабря он переехал в Милан и принял руководство газетой, поставив лишь одно условие — назначение в «Аванти!» Балабановой. Она заняла должность его заместителя и до лета 1913 года фактически была соредактором газеты. По вечерам Муссолини нередко провожал Анжелику до дома, терпеливо выслушивая, как и в швейцарские времена, ее наставления и советы. Вряд ли это приходилось ему по вкусу, но такая советчица была необходима: хорошо разбираясь в марксизме, она шлифовала его статьи, помогая тем самым сохранить облик социалиста. Когда же Муссолини понял, что можно обойтись и без этого, он отказался от ее помощи. Чисто дружеские (уже не интимные) отношения сохранялись между ними вплоть до предательства Муссолини, которое Балабанова очень тяжело переживала.

Мало сказать, что новый главный редактор знал ремесло репортера. Он любил газету и был виртуозом техники журналистского дела. Броские заголовки, животрепещущие темы, простой, доступный пониманию, но нередко переходящий грань приличия язык, а главное — свежие радикальные идеи, появившиеся взамен реформистским, — все это привлекало читателей «Аванти!» и способствовало росту популярности самого Муссолини. Через полтора года тираж газеты ошеломляюще возрос с 20 до 100 тысяч экземпляров, она стала одной из самых читаемых в Италии.

Как главный редактор Муссолини получал 500 лир в месяц. По тем временам это была вполне приличная сумма, позволявшая снимать квартиру, содержать семью, вести полубуржуазный образ жизни и тратить остававшееся от работы время на развлечения в обществе милых дам. Муссолини не бросил донжуанские привычки, но в известной мере остепенился: он уже не посещал бордели и вполне довольствовался более или менее постоянными связями. В первые годы в Милане их было три: с Идой Дальсер, Маргеритой Сарфатти и Ледой Рафанелли. Вероятно, случались и другие увлечения, о которых не осталось каких-либо внятных упоминаний. На эту мысль наводят документы миланской полиции. В досье Муссолини, который считался «опасным для общества элементом», его первой характерной чертой было названо сладострастие. Осведомители регулярно доносили о многочисленных романтических похождениях молодого революционера, перечисляя иногда лишь адреса квартир, в которых он задерживался.

Ида Дальсер, стремясь быть поближе к «любимому Бену», уехала из Трентино и открыла в Милане на улице Фосколо салон красоты. Она все еще была желанна для Муссолини, который частенько ее навещал и даже обещал на ней жениться. Он понимал, что, если об этой затянувшейся связи станет известно Ракеле, скандала не миновать. Но Муссолини не любил в таких делах действовать на опережение. Ему становилось тошно от одной только мысли, что рано или поздно придется объясняться с обеими женщинами. И он не спешил, уповая на фортуну и оставляя событиям возможность развиваться своим чередом.

Маргерита Сарфатти, 29-летняя дочь профессора-социалиста, жена богатого ломбардского адвоката, нанятого Муссолини для консультаций по уклонению от налогов, начала сотрудничать в «Аванти!» в качестве художественного критика. Миловидная, темнобровая, с густыми, немного курчавыми волосами, уложенными в короткую прическу, она сразу привлекла внимание главного редактора, влюбилась в него и быстро стала любовницей. Совместная работа позволяла им подолгу задерживаться в редакции и чередовать занятия сексом с подготовкой материалов для публикаций. Эти мимолетные, лишенные романтизма контакты положили начало многолетней сексуальной привязанности, постепенно перешедшей в привычку и некое подобие дружбы. Маргерита была хорошо образованна и начитанна, отличалась изысканным вкусом и спокойными манерами. Иногда они вместе бывали в театре, посещали литературные салоны и выставки живописи. Для Муссолини эти «выходы в свет» имели особую значимость, поскольку, несмотря на упорное желание, он не был принят в известном миланском салоне Турати-Кулешовой, где собирались представители итальянской богемы, видные политики, интеллектуалы. Салон не был ни кастовым, ни элитарным, его демократическая атмосфера притягивала многих, но Муссолини пока еще оставался для его посетителей парвеню, «поэтиком, прочитавшим Ницше». Это был удар по тщеславию провинциального карьериста, который пыталась смягчить Маргерита Сарфатти. Впоследствии, как уже упоминалось, именно она стала первым официальным биографом дуче.

Леда Рафанелли была женщиной необычной. Родившись в Александрии в семье итальянского торговца, она выросла на Востоке, прониклась его духом, приняла ислам, а позже стала анархисткой. Она была хорошо образованна и чужда условностей. В Европе Леда не расставалась с арабским платьем, привычкой к многочисленным украшениям, восточным сладостям и ароматам. Женщина безусловно одаренная, волевая и сильная, наделенная живым умом и феноменальной памятью, Рафанелли вступила в ИСП, сотрудничала во многих газетах, писала бульварные романы. Их пути с Муссолини пересеклись на почве революционной деятельности. Они познакомились в тот момент, когда Муссолини временно оказался без надзора Иды Дальсер, уехавшей в Париж для открытия салона красоты.

В перечне его любовниц Леда стоит особняком: во-первых, она была на три года старше, во-вторых, исключительно экстравагантна, в-третьих, долго не хотела уступать домогательствам своего воздыхателя. В воспоминаниях о нем Леда пишет, что Муссолини не привлекал ее с сексуальной точки зрения, но очаровал странностями своего характера, решительностью и бескомпромиссностью борьбы, которую он вел против буржуазии. Ее восхищала пламенная натура Бенито, нескрываемое стремление стать вершителем судеб мира, жажда славы и популярности. Вместе с тем она отмечала узость его кругозора, поверхностность, поразительную способность мгновенно менять точку зрения, схватывать на лету мысли собеседника, быстро их усваивать, но не углублять и не развивать. Не чуждая наблюдательности, Рафанелли едко подтрунивала над примитивными попытками Муссолини завоевать симпатии людей манерой плохо и неаккуратно одеваться, ходить с многодневной щетиной на щеках, в грязных башмаках и посеревшей от пыли манишке. Она понимала, что такое откровенное позерство не всегда способствовало достижению желаемого результата, а сам Муссолини казался окружающим смешным и убогим. Тем более что его материальное положение в отличие от прошлых лет позволяло покупать хорошую одежду. Впоследствии Бенито действительно стал выглядеть вполне презентабельно: в модных башмаках и брюках, белоснежной рубашке с бабочкой и дорогими запонками, в котелке и с тростью в руках.

Муссолини поначалу пытался убедить Леду в том, что ему якобы нужна только помощница, а не любовница. Некоторые его биографы даже полагают, что за полтора года знакомства они так ни разу и не оказались в одной постели, и подтверждают это предположение множеством писем (более 40) Бенито к Леде, которые она опубликовала после его гибели. Состоявшие по большей части из нескольких строк, эти послания отражали неуемное стремление Муссолини овладеть объектом своей страсти. Но это вовсе не означало, что ему так и не удалось добиться желаемого. Рафанелли слыла женщиной, не обремененной пуританскими представлениями об отношениях полов, что было вполне типично для людей ее круга. Не будучи красавицей, вряд ли она была настолько избалована вниманием мужчин, чтобы стать неприступной крепостью для атакующего Муссолини, привыкшего любой ценой добиваться цели и практически не знавшего поражений. В каждой мало-мальски интересной женщине, с которой его сводила судьба, он видел прежде всего потенциального полового партнера, а уж потом все остальное. Секс, дружба, революция сливались в едином, бурном порыве общения с Ледой Рафанелли, которое продолжалось вплоть до выхода Муссолини из социалистической партии, чего она не смогла ему простить.