Живая шкатулка - Кейт Уилкинсон

Импи соскользнула по её руке и нырнула в карман её комбинезона.

По пути к станции Эди сказала:

– Вот, пап… возьми деньги. – Она попыталась отдать ему двадцатифунтовую банкноту, которую дала ей та женщина.

– Ни за что, Эди. Это твои деньги, ты должна их потратить на то, на что захочешь. Ты их заработала.

Эди могла придумать тысячу вещей, на которые можно потратить деньги, но самым главным было одно.

– Тогда можно я куплю себе новые школьные туфли, пап?

– Тебе не кажется, что это как-то… скучно? У тебя уже есть школьные туфли.

– Мама купила их на два размера больше, чем нужно, и они шлёпают, когда я иду.

Как ни удивительно, папа это понял.

– Что ж, так не годится, – сказал он. – Завтра мы купим тебе новые туфли.

Пока они ждали поезда, Эди чуть-чуть приоткрыла карман, чтобы заглянуть внутрь. Два крошечных глаза свирепо посмотрели на неё в ответ.

Глава восьмая

Парк Александра-роуд

Эди стояла возле сушилки для посуды на кухне, желая, чтобы папа побыстрее закончил отскребать кастрюлю из-под спагетти. Он целую вечность наполнял раковину мыльной водой и скрёб стенки кастрюли проволочной мочалкой.

– Ты не можешь побыстрее? – спросила Эди, скручивая мокрое полотенце в узел.

– А что за спешка такая? – отозвался папа.

Откуда ему было знать, что крошечное летающее существо ждёт Эди наверху, в её комнате? Импи согласилась спрятаться под кроватью у Эди, пока та ужинает. Взамен Эди пообещала, что они совершат рейд на кухню, как только папа ляжет спать. Она оставила Импи воды и насыпала в подставку для яиц воздушного риса, однако не собиралась задерживаться так надолго.

Наконец папа стянул с рук резиновые перчатки, в которых мыл посуду.

– Теперь пора позвонить маме.

– Н-но… мне нужно делать домашнее задание!

– У тебя каникулы, Эди. Что на тебя нашло? Ты всегда так ждала этих звонков!

Он открыл ноутбук и щёлкнул по значку скайпа.

Прошло два дня с тех пор, как мама улетела в Финляндию, чтобы присмотреть за бабушкой Агатой. Бабушке Агате было восемьдесят лет, и она жила вполне самостоятельно, но пару дней назад она упала на кухне и теперь нуждалась в помощи.

Ноутбук пискнул, и на зернистом голубом экране внезапно возникло лицо мамы. Вид у неё был усталый, волосы были небрежно заправлены за уши. Эди помахала рукой.

– Как там бабушка Агата?

– Сегодня был хороший день, – ответила мама. – Она ненадолго встала с постели и сидела у окна в своём кресле. Мы слышали, как над нами трубят перелётные гуси, покидая озеро.

– А-арк! А-арк! – по-гусиному протрубил папа, размахивая посудным полотенцем за спиной у Эди. Эди и мама засмеялись.

– А как твои дела, Эди? Что-нибудь интересное случилось?

Эди с усилием сглотнула. Ей хотелось выложить маме всё и сразу – о том, как она нашла шкатулку с крошечными флитами, как трепетали крылья Импи, словно крылышки колибри, как пропали флюма и орешек с младенцем… но она не могла рассказывать об этом. Ей почти пришлось прикусить собственный язык, чтобы удержаться.

– Я помогала папе в офисе, – сказала она вместо этого. – И занесла в каталог сорок девять забытых зонтиков.

– Ничего себе! – произнесла мама. – Впечатляет.

Поведав ей про будильник-кролика с шевелящимися ушами (и тщательно избегая любых упоминаний о Наз и Линни), Эди передала ноутбук папе.

– Скоро увидимся, – пообещала мама.

Пару минут Эди сидела рядом с папой, пока он разговаривал с мамой. Эди думала про окно в домике бабушки Агаты, выкрашенном в ржаво-коричневый цвет и стоящем у самого озера, про гусей, которые вытягивают длинные шеи, взлетая. Потом она снова вспомнила про Импи и уже не могла думать о чём-то другом; она взбежала по лестнице наверх, шепнув папе, что идёт к себе в комнату.

Когда Эди заглянула под свою кровать, её охватило облегчение. Импи сидела в подставке для яиц, и вид у неё был скучающий. Она перелетела на прикроватный столик Эди и упёрла одну руку в бок.

– Тебя не было целую вечность.

– Я помогала мыть посуду.

– Что насчёт моего списка? – спросила Импи.

– Пойдём, как только папа уснёт.

Эди включила прикроватную лампу, и теперь Импи стояла в круге света. Они смотрели друг на друга. Эди видела, как подрагивает грудная клетка Импи, когда сердечко размером с хлебную крошку гнало кровь по сосудам крошечного тела. Одежда, сшитая из конфетных обёрток, блестела в лучах лампы.

– Она прошита тонкой проволокой, чтобы выдерживать столкновения с насекомыми и градинами, – гордо сказала Импи и указала на крошечные буквы «Ф7», вышитые на груди.

– А что это означает? – спросила Эди.

– Фуражировка, то есть собирательство. Седьмой уровень, самый высший. Я умею читать карту подземки и разыскивать там полезные вещи.

– Какие, например?

– Ну-у… деревянные палочки от леденцов и мороженого, чтобы отделывать наши дома, жевательную резинку – для того, чтобы скреплять вещи между собой, остатки корочки от сэндвичей, чтобы делать тосты…

У Эди было множество вопросов, но она решила, что не следует задавать их все сразу. Импи, с другой стороны, жаждала исследовать новое окружение. Она взлетела и на несколько секунд зависла в воздухе, её крошечные прозрачные крылышки с паутинкой прожилок быстро-быстро трепетали. Потом она облетела комнату, рассматривая вещи Эди, и задержалась возле фотографии, на которой два человека стояли на берегу, улыбаясь и держа за руки маленького ребёнка. Ветер развевал волосы женщины, отбрасывая их назад.

– Это мама и папа со мной, когда я была маленькая, – пояснила Эди.

– А где сейчас твоя флюма? – спросила Импи.

– Она на несколько дней уехала в Финляндию, чтобы присмотреть за моей бабушкой. Мама выросла там и не очень любит зиму в Лондоне. Говорит, слишком много туманов и сырости и слишком мало снега. Она скучает по холоду. По настоящему холоду. Она всегда посмеивалась над тем, что папина фамилия – Уинтер, то есть «зима».

Импи пролетела мимо светодиодной гирлянды, свисающей с гардероба Эди, и заглянула сквозь стекло в аквариум, где плавали две гуппи. Они метнулись прочь от стекла и с любопытством стали рассматривать Импи из-за клубка водорослей. Потом она подлетела к окну и уставилась на улицу. Значит, рыбы видят флитов.

Эди подошла и остановилась рядом с ней. Она смотрела в это окно бессчётное количество раз – на аккуратный ряд домов с садиками размером с почтовую марку, на криво выстроившиеся в шеренгу мусорные урны. Вся эта сцена была залита оранжевым светом уличных фонарей, а вдали слышался грохот и перестук колёс длинного грузового поезда – он направлялся через Лондон