Та, что правит балом - Татьяна Полякова

При описании зверств Гадюки воображение зашкаливало. Вродебы он кому-то отрубил руку за вовремя не выплаченный долг, далее следовали выколотыеглаза, вспоротые животы и прочие страсти, почерпнутые из исторических хрониквремен Ивана Васильевича. Если он такой хитрец сродни цыганам, то откуда о егометодах общения с клиентами стало известно гражданам? На это мне отвечали, чтослухами земля полнится, а также что шило в мешке не утаишь. Народная мудростьвсегда производила впечатление, оттого прения по данному вопросу были мноюодносторонне прекращены.

Литвинов, как верно заметил Ник, точно кость в горле нашимхозяевам, и они ведут переговоры с Гадюкой. Суть переговоров предположить нетрудно. Однако если Ден согласился, значит, болтовня о его сверхосторожности иработе только в других частях света гроша ломаного не стоит, что позволяетнадеяться, что и прочее не более чем болтовня. Хотя из любого правила естьисключения, большие «бабки» способны заставить человека изменить привычки. То,что за решением волнующей их проблемы хозяева обратились к Гадюке, а непоручили дело все тому же Нику, более или менее понятно — осторожничают.Отсутствие Ника в городе в роковой день, безусловно, наведет прокуратуру наинтересные мысли. И даже то, что его в известность ставить сочлинеобязательным, тоже куда ни шло. Но какого дьявола с этим придурком отправляютменя? Вряд ли Гадюке особенно приятно брать чужака в напарники. Или в этом естькакой-то смысл?

— Он в самом деле так прекрасен, как повествуетмолва? — спросила я, устав ломать голову.

— Даже более того, — серьезно ответил Ник.

По его тону я поняла: что он считает Гадюку весьма опасным,что в устах такого человека все равно как высочайшая похвала. Но было и ещекое-что — ситуация ему упорно не нравилась. То, что она не нравится мне, —это понятно, но что именно томит Ника, хотелось бы знать.

— Мне слова из тебя клещами тянуть? — не выдержалая.

— Слишком сложно, — задумчиво произнес Ник. —Если только они не хотят подсунуть тебя старикану в качестве утешительногоприза на склоне лет. Вдруг сердце его дрогнет, а ты своими ласками разгорячишьхладеющую кровь. Тогда логично иметь возле него человека, которым легкоуправлять.

— Неужто он такой идиот?

— Ты себя недооцениваешь, — усмехнулся Ник. —Второй вариант мне совсем не нравится: ты едешь в качестве прикрытия.

— И что в том плохого? — не поняла я, потому чтоон неожиданно замолчал в самом интересном для меня месте.

— Вопрос: как долго ты проживешь после этого, —пожал Ник плечами.

— То есть у меня хороший шанс получить билет в одинконец? — усмехнулась я. Он молча кивнул. — И никаких гениальныхмыслей, что мне делать в такой паршивой ситуации?

— Смотреть в оба. А там.., по обстоятельствам. Ктосказал, что Гадюка оттуда вернется?

Последнее замечание вызвало легкий шок. Что это: попыткаменя утешить или указание на развитие сценария? Может, сам Ник до такогододумался, а может, хозяева подсказали, и такой итог устроит всех?

Я уставилась в глаза Ника. Очень хотелось знать, о чем ондумал в ту минуту, но если глаза зеркало души, то его душа непроницаема, какглубины вселенной. Однако Ник все-таки сумел произвести впечатление, поднялся,похлопал меня по плечу и сказал:

— В конце концов, никто не мешает тебе просто скрыться.Что тебя здесь держит? Если только большая любовь ко мне, но в ней я сильносомневаюсь.

Он направился к входной двери, а я сидела, уставившись прямоперед собой. Потом все-таки вскочила и бросилась в прихожую. Он уже открывалдверь.

— Ник, — позвала я.

— Внимательно тебя слушаю, дорогая, — с улыбкой отуха до уха отозвался он.

— Я не могу бросить Машку.

— Я думал, это она тебя бросила.

— Ник…

— Радость моя, не можешь, значит, не можешь. В жизнивсегда есть место подвигу. А тебя так и тянет на них. Выбор за тобой.Постарайся не разбивать мое доброе сердце. Пока, несравненная.

Он ушел.

Я немного побегала по квартире, разумеется, без всякоготолка, умных мыслей не прибавилось. С прискорбием поняв, что их и далее непредвидится, я отправилась к Виссариону, у него открыто до утра. Вряд ли девкимне обрадуются, классика так на них действовала, что они не чаяли от нееизбавиться, и сегодня, уже помучившись, наверняка уверились, что истязанияблагополучно пережили. А тут вдруг меня черт второй раз приносит… Эти мыслиободрили: не одной мне страдать.

Но вновь сесть за рояль в тот вечер не довелось, правда,девицы немного выгадали, потому что Виссарион читал им вслух Флоренского. Девкисводили глаза у переносицы, но терпели, потому что дождь лил не переставая. Япристроилась возле стойки рядом с Кармен, которая томно вздыхала, глядя наВиссариона с обожанием. Вряд ли она понимала, о чем он читает, но, безусловно,им гордилась.

Как-то в припадке любопытства я спросила Виссариона, с какойцелью он затеял философские чтения, раз девки понимают одно слово из десяти, даи то по-своему, на что получила ответ: сила слова так велика, что действуетблаготворно независимо от понимания. Надо полагать, по его теории, умные мысликаким-то хитрым образом в головах девок откладываются, и они, несмотря накажущуюся тупость, все равно умнеют. Я пришла в восторг от идеи и, решивпроверить ее на себе, начала читать Блаватскую (дама сия всегда поражала меняспособностью заморочить голову бедолагам вроде меня, да так, что даже знакомыеслова перестаешь узнавать). Борясь с бессонницей, я освоила два тома ее трудови с прискорбием вынуждена констатировать, что умнее не стала. Должно быть, яеще бестолковее девок.

Флоренского я слушала с удовольствием, потому что изъяснялсяон языком понятным, и идеи мне казались вполне здравыми. Таковыми они,безусловно, казались и Виссариону, потому что он чрезвычайно увлекся, исчерпавлимит терпения слушательниц. Не знаю, как долго он бы продолжал, если бы головаодной из заснувших девок с громким стуком не рухнула на стол, причем самадеваха даже не проснулась. Народ издал стон сочувствия и с безмолвной мольбойуставился на хозяина.

— То-то, дуры, — изрек Виссарион, снимая очки изакрывая том с золотым тиснением. И взглянул на меня, точно спрашивая: буду лия играть. Я решила, что девкам и без того здорово досталось, и отрицательнопокачала головой. Девки потянулись к стойке выпить по маленькой, а Виссарион,снабдив страждующих целебной жидкостью, заварил чай и перебрался ко мне.

— Виссарион, — жалобно начала я. — Мне уехатьнадо, так что несколько дней работать не смогу.