Когда расцветёт сакура - Ирина Горбачева

— Вам плохо? Сердце? Может вам валидол дать?

— Валидолом тут не поможешь, — тихо проговорил он. Лицо его было мертвецки бледным.

— Держитесь, вы ещё такой молодой, на дедушку совсем не похожи, — мне хотелось подбодрить его, — вы военный, я угадала?

— Да, угадали. Но после трагедии пришлось закончить свою военную карьеру и стать просто дедом. К сожалению, — его глаза потускнели ещё больше, — что-то сердце прихватило.

— А Лора где? Почему вы один?

— Лора? Вы знаете, что удумал этот мерзавец? Он пришёл в себя и дал показания против Лоры. Утверждает, что она его накачала спиртным до бессознательного состояния, связала, заклеила рот и хотела убить его. Нет, каково? Вы можете представить себе такую картину? Лорочку задержали по его заявлению.

— У него, что с головой не всё в порядке? — я не ожидала от событий такого поворота, — Лорка, простите, Лора его связала? Здесь что-то не так.

— Давно не так! Как я её просил не связывать с ним свою жизнь. Нет, любовь! Вот она любовь, до чего довела. Да какая это любовь!

— Возможно, у него появилась другая женщина, и он хочет таким образом избавиться от Лоры?

— Кому он нужен, где он ещё найдёт такую дуру, которая бы содержала его, да ещё и любила, как, — мужчина в отчаянии махнул рукой.

— Григорий Аркадьевич, пойдёмте, поднимемся, я вас чаем с мятой угощу.

— Спасибо, я к себе поеду. У меня квартира в Сокольниках. Ничего не понимаю, что происходит?

Я обменялась с ним телефонными номерами и поспешила домой.

В подъезде мне с трудом удалось удержать Баську, которая непонятно с чего чуть не набросилась на выходившую из лифта пожилую женщину. После неё в кабине лифта остался стойкий запах странных духов. Бася, не переставала лаять. На лестничной площадке её встретила возбуждённая Илона Павловна. По её лицу я поняла, что опять что-то произошло.

— Маргарита, вы себе представить не можете!

— Что случилось, на вас лица нет?

— Право не знаю, что предпринять. Помните оранжевые лилии у меня на пороге?

— Не поверите, сейчас гуляла и думала об этом. Хотела узнать получаете ли вы ещё цветочные подарки, или может уже нашли своего тайного поклонника?

— Маргарита, кто носил раньше цветы, выяснилось. Я вам скоро об этом человеке всё расскажу подробней. Но вот сейчас, когда вы гуляли с Басей на улице, мне позвонили в дверь. Я открываю, а на коврике опять лилия. Умом понимаю, что всё это ерунда, но психологически, этот факт меня настораживает. Это не выносимо.

— Так может быть это тот, кто и носил их до этого? Вы встречались с этим любителем цветов?

— Да, Маргарита, встречалась. Но сейчас это не от него подарки. Я точно это знаю.

Я с удивлением смотрела на встревоженную женщину.

— Зря, Маргоша, я тревожу вас, но, вы поверьте мне, этот человек больше никогда не принесёт мне именно такие цветы. Я вам скоро о нём всё расскажу. Обещал, и я ему верю, дарить и отдавать лично в руки розы или ромашки, которые я очень люблю. Поверьте мне на слово. Ну, да ладно. Вы не забыли, что завтра приедет нотариус и мне понадобится ваша помощь. Маргориточка, процесс оформления коллекции займёт много времени. Вы, уж меня заранее извините.

Весь день меня терзал один вопрос. За что Денис подставил Лору. А что это было именно так, я даже не сомневалась. Только смысл в этом, какой? Лора содержала Дениса, да ещё рассчитывалась по его долгам. Как-то она рассказывала мне, что они обменяли большую квартиру в центре Москвы на квартиру меньшей площади в этом доме. До этого она продала принадлежащий ей спа-салон, объяснив тем, что пропало желание заниматься бизнесом. Захотелось побыть просто женой. Почему эта квартира даже не на Лору, а на деда?

Мои рассуждения прервал тревожный звонок в дверь.

— Я вас сильно потревожу? — на пороге стоял Григорий Аркадьевич.

Я усадила расстроенного мужчину за стол и предложила ему чашку ароматного чая.

— Что нового вы узнали?

— Ну, что же это такое? Что у нас за следствие, что за прокуратура?

— Григорий Аркадьевич, успокойтесь, что случилось? — я налила успокоительных капель в чашку и дала её мужчине.

— Лоре предъявили обвинение и перевели в СИЗО. Вы представляете, как убийцу какую-то. Этот стервец решил избавиться от Лорочки таким варварским способом. Это за всё, что она для него сделала. Я был у него в больнице. Лежит подлец, мычит, что-то непонятное и притворяется тяжело больным. Представляете, говорит одно и то же: так лучше будет. И всё!

— А что Лора говорит? Вы были у следователя? Он-то куда смотрит?

— Что он сказать может? Говорит, что Денис отрицает, что душил Лору. Её осмотрели, признаков удушенья не нашли. Но вы-то не верите в этот моразм? Не могла она ему рёбра поломать! Ну, это же смешно!

— Успокойтесь, это конечно так смешно, что плакать хочется. Пусть стоит на своём. Ещё доказать надо её виновность. В конце концов, есть же, как это у них называется, очная ставка. А ещё когда на место преступления выезжаю? — рассуждала я, показав свои познания в проведении следственных мероприятий.

— Следственный эксперимент, — добавил он.

Успокоив растерянного Григория Аркадьевича, я проводила его к себе в Сокольники.

Япония. Остров Хонсю.1771 г.

По впалым щекам Шизуко медленно стекали слёзы. Умирал её любимый муж. Горе навалилось на её хрупкие плечи. Казалось, оно мстило ей за все годы, прожитые в счастье. А счастье было. Но рано став самураем ушёл из дома их сын Хироши. Много слёз пролила Шизуко от неизвестности за своего мальчика. Где он решил искать своё счастье? Вернулся сын, как раз незадолго перед смертью Масао. Словно доброе его сердце почувствовало беду на расстоянии.

Как быстро жизнь меняет счастье на горе, радость на слёзы, надежды на беспомощность. Масао ушел в надежде, что всё сделал в своей жизни правильно. — Хироши, сын мой, — говорил Масао, еле шевеля губами. Теперь ты главный в доме. Ты мужчина. Ты выбрал свой путь. Я ухожу со спокойным сердцем за тебя. А теперь выслушай меня.

Масао долго рассказывал Хироши о его появлении в их семье, часто прерывая свой рассказ, для того, чтобы удержать последние силы, уходившие от него. Говорил о женщине, принёсшей его на этот свет и о потери первого своего ребёнка. Рассказал и об оставленном кресте в шёлковом мешочке. Вспомнил Масао и слова Шизуко когда-то давно сказанные ему.

— Живи с любовью в сердце. Тогда слеза на кресте, омытая кровью твоей матери, будет слезой счастья. Пусть крест останется напоминанием о ней, давшей начало твоему роду. Возможно, эта бедная женщина поплатилась за свою веру. Но наградой ей будет твоя счастливая жизнь. Когда настанет твой час, и ты пустишься в последний путь в другой мир, то передай этот крест своему сыну.