Инквизитор. И аз воздам - Надежда Попова

Нельзя. Не забываться. Работать.

Встряхнись.

Город. Великое скопище домов, улиц и людей. Плутать по этим улицам меж этих домов, повсюду натыкаясь на людей, можно вечно; люди, люди, люди, множество человеческих тел и душ, мыслей, желаний, страхов, тайн – жутких и тяжелых или мелких и никому не интересных. Шум и мельтешение, суета, Вавилон, в котором легко потеряться.

Выше. Над улицами и домами, туда, где не слышно этого гомона и не пытаются облепить, затянуть, запутать нити чужих судеб. Надо найти среди них одну, уже почти померкшую за давностью, потускневшую, едва заметную; она начинается там, в комнате, где осталась собственная оболочка, – идет от книги в потрепанной кожаной обложке, уходит прочь, теряясь где-то в хитросплетении улиц, домов, людей…

Нить истончившаяся, смутная и безжизненная; того, с кем она должна связать, давно нет среди этих улиц и людей, нет среди живых ни здесь, ни где бы то ни было еще. Но она еще осязаема, еще не растворилась, не исчезла, ее еще можно нащупать. За нее нельзя потянуть – оборвется, слишком слаба. Надо идти вдоль нее, просто стараться не потерять ее из виду, не потерять в переплетении других волокон – куда более заметных и ярких…

Целый клубок. Нет, паутина. Паутина из пульсирующих, ярких нитей, раскинувшаяся над городом, проникшая внутрь него, оплетшая его изнутри и повсюду. Гигантская, плотная, густая. Мысли, ощущения, желания; множество чувств и желаний людского сонмища, множество линий, идущих… Куда? Что это, откуда, где это?..

Каменное изваяние. Центр огромной паутины, где сходятся упования и помыслы сотен и тысяч человеческих существ. Оно застыло на своем пьедестале, оплетенное этими нитями, почти невидное и неслышное за их жадным дыханием. Но оно дышит. Оно живет, бодрствует, словно страж или мать у постели младенца, готовая защитить и отстоять свое чадо, что бы ни случилось…

Нет. Не центр. Лишь узел, один из нескольких, самый плотный, но не центр. И идущие к нему нити уходят от него прочь, вновь сплетаясь между собой, путаясь, замыкаясь точно бы на самих себе… Но центр есть. Он ощущается, чувствуется всем существом, каждой стрункой души, но где?.. Он где-то рядом – и нигде, паутина мыслей и желаний объемлет город, точно сфера, укрывает его, окутывает, и нити исчезают в этой сфере… питая ее, втягиваясь, точно ручейки в полноводную реку или озеро – колоссальное, глубокое, бездонное… спокойная недвижимая гладь с водоворотами в темной глубине…

Назад!

Назад. Назад. Потихоньку. Спокойно. Неспешно и смирно – назад.

Тихо, аккуратно, дабы не потревожить ровной глади, не коснуться ее, не быть затянутой одним из водоворотов.

Назад…

Зачем она здесь? Что ищет? Почему вдруг оказалась в этих тенетах, едва в них не завязнув? Где она и почему?

Нить. Нить мертвеца, которую надо найти.

Это едва не забылось, едва не выветрилось из памяти, едва не погасло, как огонек свечи на ветру. Нить, идущая от потрепанной книги в комнате там, внизу; ее надо снова найти и пройти до конца…

Вот она. Почти незаметная, но не утраченная.

Хорошо. Все хорошо. Все идет, как надо.

Соберись. Работаем дальше…

Нить уходит вглубь города, в сплетение иных линий и многоголосый шум, но туда можно и не спускаться – едва-едва, с трудом, однако ее можно разглядеть и отсюда, сверху, не погружаясь в эту липкую паутину снова. Нить тянется прочь, уходит, извиваясь меж улиц, домов, людей…

И исчезает.

Потеряла? Упустила? Не сумела удержать, не справилась?

Так-так-так, назад, назад…

Еще раз.

Вот книга, вот отпечаток человека, связанного с нею, вот она, нить, неживая и блеклая. Вот ее путь – она тянется вдаль, ее все еще можно нащупать. Еще раз, теперь медленно и внимательно, не отвлекаясь ни на что. Ниже, плотнее, стараясь не упустить, не утратить соприкосновения…

Обрыв.

Ничего.

Тупик.

* * *

Ничего.

Тишина…

Ни единого движения, ни лишнего вздоха; тело Нессель так и покоилось в воде – все в той же позе, в которой несколько долгих, бесконечных минут назад она сомкнула веки. Все с тем же неприятным чувством Курт отметил про себя, что именно так и думает о ней – «тело»… Духом ведьма сейчас явно пребывала где-то вовне, ощущая то, что он ощутить не мог, видя то, что ему никогда не увидеть, осознавая то, что было недоступно его разуму. Это раздражало, вытягивало и без того долгие минуты и назойливо теребило нервы, вновь пробуждая то неуютное ощущение беспомощности. Что-то происходило – здесь, совсем рядом, но вместе с тем – где-то вдалеке, где он не мог ни проконтролировать происходящее, ни чем-то помочь, ни даже понять, нужна ли его помощь… да и если вдруг станет нужна – что он может сделать?..

Когда от неподвижного тела донесся тихий прерывистый вздох, Курт вздрогнул, непроизвольно подавшись вперед, вслушиваясь в дыхание ведьмы и всматриваясь в ее лицо. Веки Нессель подрагивали, точно у спящего ребенка, которому снится, как он с приятелями гоняет щенка по двору, челюсти сжались до отчетливого противного скрипа, кожа побледнела, словно у смертельно больной, а вокруг губ, казалось, проступили голубоватые пятна…

Курт поднялся с табурета, приблизившись и присев перед наполненной бадьей на корточки, почувствовав, как щек коснулась прохлада, будто из жаркого лета он вдруг шагнул на стылую осеннюю улицу. Он склонился ближе, ощущая, как холод проникает глубже, растекаясь по спине и пробираясь в самое нутро, и увидел, как каждый выдох обращается полупрозрачными облачками пара; поверхность воды вокруг лежащего в ней тела покрылась тонкими, крохотными ледяными кристалликами. Нессель шевельнулась, разламывая мелкую ледяную корку, и снова вздохнула – глубоко, рвано, будто кто-то держал ее за горло, не давая воздуху проникать в легкие.

«Я могу выглядеть странно»…

Это и есть – странно? И что ему делать? Оставить все как есть? Потребовать кипятка и разбавить эту замерзшую воду? Вытащить ведьму из нее? Разбудить?

«Не пытайся привести меня в чувство или сделать что-то еще»…

– Зараза… – пробормотал Курт растерянно и зло, мучительно желая сделать хоть что-то и раздражаясь от того, что сделать ничего нельзя.

Он сдернул перчатки, приложил ладони к щекам Нессель и поджал губы, почувствовав под кожей ладоней ледяную, как снег, кожу ее лица.

– Минуту, – произнес он вслух – больше сам для себя, чтобы успокоить себя звуком собственного голоса, нежели и впрямь надеясь на то, что она услышит. – Даю тебе минуту – и вытаскиваю из этой треклятой бадьи. Если…

Договорить Курт не успел – Нессель вздрогнула, сипло вдохнув и открыв глаза, попыталась распрямиться и болезненно застонала, когда тело не пожелало послушаться. Он вскочил, на миг опешив, потом торопливо выдернул ведьму из бадьи, разбрызгивая воду на пол, и подхватил на руки, прижав к себе.