Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Оуэн Мэтьюз

кризис, в результате которого у власти вновь оказался принц Коноэ. Несмотря на регулярные речи об ограничении власти армии, на самом деле принц Коноэ понимал, что является марионеткой милитаристов. Новым министром армии при Коноэ стал генерал Хидэки Тодзё, ярый националист и идеолог японского империализма, широко известный по прозвищу Бритва. Присутствие Тодзё в кабинете министров было наглядным доказательством, что Коноэ оказался в зависимом положении. Министром иностранных дел он назначил Мацуоку Ёсукэ, словоохотливого амбициозного политика, тесно связанного с Квантунской армией.

Радикальная группа Императорской армии осуществила мягкий переворот, взяв верх над своими оппонентами. Правительство Коноэ оказалось под контролем радикалов. Едва второй кабинет министров Коноэ был сформирован, в официальной резиденции главного секретаря, Кэндзи Томиты, возобновились встречи “Общества завтраков” – в состав которого вошел и Одзаки. Он также продолжил работать в Отделе расследований Южно-Маньчжурской железной дороги, ставшей руководящим центром военной разведки в отношении Китая.

Устранив сторонников умеренной политики, можно было садиться за серьезные переговоры о полноценном военном альянсе между Японией и Германией. Цели Японии были очевидны даже не слишком посвященному в детали Мияги. “Японская дипломатия рассчитывает укрепить союз Германии и Италии, устранить или бойкотировать влияние Соединенных Штатов и Великобритании на Востоке, завершить войну в Китае и создать самодостаточную Восточную Азию и новый порядок в Восточной Азии”, – докладывал Мияги[24]. 23 августа Риббентроп направил Генриха Штамера в Японию в роли своего личного посланника вести переговоры о формировании нового союза[25]. Все его передвижения были организованы Южно-Маньчжурской железной дорогой, поэтому Одзаки – а значит, Зорге и Центр – получили все подробности маршрута Штамера едва ли не одновременно с самим Риббентропом[26].

К середине сентября Штамер и Мацуока завершили переговоры о формировании трехстороннего союза между нацистской Германией, фашистской Италией и Японией, или, как лаконично назвал его Муссолини, – “оси”[27]. В сущности, “ось” подразумевала глобальное разделение сфер влияния в мире будущего, где будет доминировать нацистский порядок. Япония согласилась “признать и уважать лидерство Германии и Италии в установлении нового порядка в Европе”, в то время как ей самой предоставлялось аналогичное право на “лидерство… в установлении нового порядка в Великой Восточной Азии”. В сферу влияния Японии должны были войти Маньчжурия, Китай, Французский Индокитай и острова Тихого океана, Таиланд, Британская Малайя и Борнео, Голландская Ост-Индия, Бирма, Австралия и Новая Зеландия. Что удивительно, Британская Индия должна была в рамках пакта Молотова – Риббентропа попасть в сферу влияния Советского Союза.

Важно отметить, что японцам предоставлялась возможность решить, хотят ли они принимать участие в войне против Великобритании и когда. Очень важно также, что Германия разделяла стремление Японии не вовлекать в войну Америку, рассчитывая, что перспектива сражений как в Атлантике, так и в Тихом океане вынудит Вашингтон и далее придерживаться политики изоляции. Для этого Мацуока назначил новым послом Японии в Соединенных Штатах адмирала Китисабуро Номуру, влиятельного сторонника дружбы США и Японии, у которого были солидные союзники в Вашингтоне, в том числе сам президент Рузвельт.

Крайне важно было также не дать Советской России вступить в альянс с Британией и Америкой. В пятой статье трехстороннего соглашения особо оговаривалось, что “вышеуказанное соглашение никак не затрагивает существующего в настоящее время политического статуса между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом”. Кроме того, в ходе своего визита в Токио Штамер настойчиво намекал, что улучшение отношений между Японией и Советским Союзом вынудит Америку сохранять нейтралитет[28].

Японцы не стали дожидаться формального подписания соглашения, состоявшегося 27 сентября (“в 19-й год эры фашизма [1940]”, как следует из высокопарной официальной датировки документа[29]), чтобы приступить к своей части большого раздела территорий. 19 сентября японские экспедиционные войска отправились с Тайваня во Французский Индокитай, захватив после ряда непродолжительных стычек провинцию Тонкин. Зорге эти новости очень обрадовали. Чем дальше на юг отходила Япония, тем дальше она отодвигалась от Советского Союза – и предположительно, тем ближе было окончание войны и его возвращение домой.

“Не забывайте, пожалуйста, что мне уже между делом стукнуло 45 лет, что из них на службе у Вашей фирмы я провел свыше 11 лет… столь продолжительное время при существующих здесь условиях может подточить здоровье даже самого здорового человека, – напоминал Зорге Центру в октябре 1940 года. – При сем прошу не забывать, что я тоже живу здесь безвыездно… и что я ни разу, как другие «порядочные иностранцы», не выезжал отсюда через каждые 3–4 года в отпуск, что этот факт… может… даже показаться подозрительным”. Он также утверждал, что “Фриц (Зорге называет Макса Клаузена его кодовым именем. – Прим. ред.) страдает столь серьезной… болезнью, что не приходится более рассчитывать… на возвращение им былой работоспособности…. Сейчас я освоил его работу и возьму ее на себя”[30].

Это было не так. На самом деле Макс с небывалым рвением вернулся к работе. Невзирая на сердечный приступ и три месяца, проведенных в постели, Клаузену удалось осуществить около 60 выходов в эфир в 1940 году – на десять больше, чем в предыдущем, – отправив 29179 слов, трудоемкий рекорд для токийской резидентуры. Но если ложь Зорге предназначалась для того, чтобы ускорить возвращение, которого так жаждали и он, и Клаузен, то ответ Центра был столь бестактен, словно был рассчитан на уничтожение последних следов лояльности, теплившихся у Клаузена и к коммунистической идеологии, и к своим руководителям в Москве.

В 4-м управлении снова был назначен новый начальник. Проскуров стал слишком открыто высказывать свои взгляды, что Гитлер может нарушить пакт Молотова – Риббентропа. Став жертвой очередной чистки в руководстве РККА, в июне 1940 года Проскуров был арестован и потом расстрелян. На место Проскурова был назначен его бывший заместитель генерал Филипп Голиков, человек, стремившийся в первую очередь остаться в живых, поставляя Сталину лишь ту информацию, которая подтверждала его предрассудки. Удовлетворение требований японской резидентуры было на последнем месте в списке его приоритетов.

“Дорогой Рамзай. Внимательно изучив Ваши материалы за 1940 год, считаю, что они не отвечают поставленным Вам задачам. <… > Большая часть Ваших материалов несекретны и несвоевременны. Требую активизировать Вашу работу, обеспечить меня оперативной информацией, – телеграфировал Голиков в феврале 1941 года. – Считаю необходимым сократить расходы по Вашей конторе до 2000 иен в месяц. Платите источникам только за ценные материалы, сдельно. Используйте доходы предприятия «Фрица» для дополнительного финансирования нашей работы”[31].

Зорге настойчиво возражал: “Когда мы получили Ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, мы восприняли их как своего рода меру наказания, – телеграфировал Зорге 26 марта 1941 года. – Если Вы настаиваете на сокращении наших