Я сделала ошибку - Джейн Корри

– Не расстраивайся, дорогая, – говорит свекровь, протягивая ко мне руку и останавливая ее, будто вспомнив правило «не прикасаться». – Я с нетерпением жду приговора. Видишь ли, наконец-то я смогу заплатить за все.

Я чуть не выдала себя этой последней фразой.

– Что значит «наконец-то»? – спрашивает Поппи, подавшись вперед, словно в замешательстве.

– Ну, прошло ведь какое-то время с тех пор, как это случилось, верно? Я провела в тюрьме около пяти месяцев до суда, если помнишь. Но адвокат говорит, что мне еще повезло. Вообще-то многие находятся под стражей гораздо дольше.

Время – забавная штука. Кажется невероятным, что Джейн умерла много лет назад. Порой мне чудится, будто это было на прошлой неделе.

Почти каждый день я думаю, как дела у маленьких Вайолет и Элис. Теперь они уже взрослые женщины, конечно. Возможно, с собственными детьми. Гэри снова женился, я уверена. Добрый, обаятельный, красивый вдовец недолго останется одиноким. Я наблюдала эту закономерность в компаниях, в которых бывала. Как только кто-то из женщин умирает, остальные слетаются к ее овдовевшему мужчине, как пчелы на мед.

– Я немного устала, – говорю я. – Не возражаешь, если мы пока попрощаемся, дорогая?

Поппи разочарована. Я это вижу. Но у меня в голове такой сумбур! Мне нужно побыть одной. И если я вернусь раньше своей сокамерницы, которая еще здесь, в зале свиданий, болтает со своим мужчиной, будто тот никогда ее не бил, как она мне рассказывала, то смогу найти немного тишины и покоя. В тюрьме меня мучает бессонница. Я надеялась, что Джейн с запахом цветочных духов перестанет приходить ко мне после происшествия. Но этого не случилось. Она постоянно повторяет в моей голове все ночи напролет: «Думаешь, это расплата? Ха! Все только начинается, Бетти. Ты ничего не знаешь о страданиях».

Это сводит меня с ума. Может, это и есть мое настоящее наказание, а не только длительный тюремный срок, маячащий передо мной. И, как я уже сказала Поппи, я это заслужила.

Меня отводят обратно в камеру. Я ложусь на жесткий синий пластиковый матрас и пытаюсь сосредоточиться на трещинах в потолке над головой. Но это бесполезно. Все опять возвращается ко мне. Толпа на платформе в Ватерлоо. Запах пота. Толкотня. Усталость, исходящая от людей, возвращающихся с работы. Возбужденные туристы с чемоданами, прочие пассажиры, молодая мать с милым малышом в коляске, женщина с ярко-желтой магазинной сумкой. Но лицо Мэтью Гордона, прямо напротив меня, выделяется из всех. Перекошенное от ярости. Потное от отчаяния. Его руки сжимают пакет, пытаясь помешать мне ухватить его.

Я не злой человек. Но в тот момент я львица, защищающая своих детенышей и детенышей моих детенышей.

– Это не твои деньги! – шиплю я.

Он по-волчьи ухмыляется:

– Попробуй забрать их у меня!

Что ж. Я толкаю этого гнусного человека. Он налетает спиной на девушку с виолончелью.

– Осторожнее! – огрызается та, обнимая свой инструмент. – Это чрезвычайно ценная вещь!

– Простите, – произношу я.

И тогда все это происходит.

То, что последует дальше, – реальная история. Больше никакой лжи.

Честно.

Я продолжаю работать. Это единственное, что я могу сделать. Салли проявила полнейшее понимание, отчего мне стало еще хуже. По иронии судьбы, после судебного разбирательства мы стали еще более востребованы. Каждый режиссер в городе любопытен. «Из этого получился бы отличный фильм», – сказал один из них. Я никак это не комментирую. Но не могу избавиться от горькой иронии – наконец-то Мэтью снова прославился, чего так отчаянно желал. Вот только посмертно. Все вокруг говорят о нем.

Что же касается пятидесяти тысяч фунтов, я не хочу об этом думать. Это бомба замедленного действия, скоро она взорвется правдой. И это еще один пример – как будто всего прочего недостаточно – того, как я подвела свою семью.

Тем временем Дорис прекратила свое дело против нас после гибели Мэтью. В письме адвоката просто говорилось, что она «больше не желает продолжать». Я надеюсь, что Дорис чувствует себя лучше, но не осмеливаюсь подойти к ней или спросить по официальным каналам. Вдруг это будет неправильно истолковано, как та моя записка с цветами?

В остальном все идет как обычно. Я посещаю отца каждую неделю. Дома провожу больше времени у плиты (но никогда не готовлю пирог с рыбой, потому что это слишком болезненное напоминание о Бетти) и делаю все прочие вещи, которыми обычно занималась свекровь, например уборку. Мне приятно думать, что наш кухонный пол почти соответствует ее стандартам чистоты. Интересно, почему Бетти так любила заниматься хозяйством? Может, ей тоже казалось, что таким образом она хоть как-то контролирует свою жизнь?

Каждый вечер дети ставят на стол приборы и для своей отсутствующей бабушки. Мы не говорим о ней. Они со мной не общаются. Я по-прежнему сплю в комнате Бетти. Стюарт через неделю уезжает на конференцию, по крайней мере так он утверждает. Я чувствую, что не имею права выяснять подробности. Боюсь услышать имя Джанин. Мысленно я отмечаю каждый день, оставшийся до вынесения приговора Бетти.

Вскоре мне неожиданно звонит Дженнифер.

– У тебя есть время поговорить с глазу на глаз? – спрашивает она. – Не волнуйся. По работе никаких претензий. Но я недавно кое-что услышала, и это может заинтересовать тебя.

Мы встречаемся в маленьком ресторанчике рядом с Мраморной аркой. Сегодня Дженнифер выглядит не слишком бодрой. И не выкрикивает слова, как бывает, когда она взбудоражена. Собственно, Дженнифер почти прячет от меня взгляд. Вероятно, как и для всех остальных, для нее стало шоком, что женщина, которую она боготворила (ее слово, не мое), изменила своему мужу.

– Прости, я сказала полиции, что видела, как вы поднимались на четвертый этаж с этим… мужчиной, – произносит она.

Кажется, ей трудно произнести имя Мэтью, как и мне.

– Я хочу, чтобы ты знала: я не шпионила за вами. Так получилось, что мне дали номер на том же этаже. Полиция опросила нас всех, не видели ли мы на вечеринке чего-нибудь, что могло бы иметь отношение к делу, вот я и… – Она замолкает.

– Все в порядке, – говорю я. – Я понимаю.

Дженнифер поднимает голову и смотрит на меня.

– Надеюсь, теперь я сумею загладить свою вину.

Мне хочется смеяться. Ничто не может вытащить меня из этой неразберихи, которую я сама для себя создала.

– Дело в том, – продолжает она, – что на днях я видела Дорис. Ее плечо теперь в порядке.

– Хорошо, – с облегчением вздыхаю я.

– Но она мне кое в чем призналась.

– Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Я получила письмо от ее адвоката. Это все теперь дело прошлое.