Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Оставшуюся часть пути они проделали в молчании. Сладкое волнение, которое Александра почувствовала, все явственнее сменялось беспокойством. Постепенно проявляющаяся осторожность не только дала о себе знать, но и стала бороться с возбуждением, которое испытывала Александра. Действительно ли она этого хочет? Честно говоря, у нее не было никаких сомнений насчет того, что совершить это она хочет именно с ним. Но прямо здесь? Таким образом? Частично из мести по отношению к родителям? Александра невольно спрашивала себя, почему она свернула на этот путь? Казалось, еще совсем недавно мать была для нее образцом ее будущей жизни, а отец воплощал в себе черты мужчины, за которого ей однажды захочется выйти замуж. Что же так сильно отдалило ее от них?

Однако на этот вопрос Александра ответила с легкостью: их нечестность. Она была убеждена в том, что Геник скорее откусил бы себе язык, чем раскрыл ей свои тайны, если бы с самого начала знал, куда это приведет Александру. Но она же сама сказала ему, что нет ничего такого, что могло бы стать между ними, и потому, хотя и очень неохотно, он выдал эти тайны – одну за другой. Оказывается, мать больше всего хотела отправить дочь навсегда в Вену, так как считала, что жизнь в Праге ей не по плечу. А кардинал Хлесль вот уже много лет держит для Александры место в монастыре Святой Агнессы, поскольку, по его мнению, девушка чересчур строптива и, только оставаясь в стенах монастыря, она не обесчестит свою семью. Что касается ее отца, то он иногда бывал откровенно огорчен тем, что его первым ребенком стала девочка, а не мальчик. Александре было крайне неприятно осознавать, что до сего момента она не имела ни малейшего представления о том, что в ней так сильно сомневаются. Как можно быть такими двуличными? И как можно считать этих людей близкими и ничего не замечать?

Голос, звучавший отчасти как голос той Александры Хлесль, которой она была еще пару недель назад, снова дал о себе знать и спросил ее, каким образом данное открытие соотносится с тем фактом, что она считает достаточно близким человеком Геника – Генриха фон Валленштейн-Добровича? Но она заставила этот голос замолчать.

Вход в сокровищницу кайзера Рудольфа, уже через шесть лет после своей смерти превратившегося в героя зловещих легенд, вызывал одновременно благоговение и разочарование. Они оказались в помещении с высоким сводом, в котором громким эхом отдавались их шаги, где было холодно, как в склепе, и почти совершенно темно. Изо рта Александры вылетали маленькие облачка пара, мерцавшие в свете фонаря, который держал Геник. Слабый луч света метался между колоннами и отбрасывал бледные тени в темноту высокого потолка. Поеживаясь от холода и недобрых предчувствий, девушка поняла, что холод никак не способствует ее намерениям открыть несколько тайн мужчине своего сердца. Геник, обернувшись к ней, улыбнулся.

– Только не пугайтесь, – предупредил он. – Это всего лишь передняя.

Александра задержала дыхание, пока это помещение не осталось позади. В полумраке поднимались ряды деревянных полок. Они были пусты, но свет фонаря наполнял их, словно по волшебству, мерцанием жизни. Из утла донесся шорох убегающих крыс. В нескольких местах у стены лежали маленькие кучки потрескавшихся брусьев, приобретавших истинные пропорции лишь с близкого расстояния и превращавшихся из брусьев в разломанные на кусочки рамы картин.

– Вот здесь и начиналась империя кайзера Рудольфа, – прошептал Геник. – Переступив порог этой комнаты, человек попадал в мир, где обитал самый сумасбродный дух нашего времени. Только представьте себе, что все эти полки были заставлены одновременно поразительными и ужасными предметами: мумифицированными частями трупов, законсервированными сказочными существами, удивительной формы орехами. И о них до сего дня никому не известно, то ли они были настоящими, то ли просто ловкими подделками. – Генрих снова улыбнулся Александре, и ей показалось, что следующую фразу он заранее тщательно продумал. Ее взгляд побуждал его продолжать свой рассказ. – Говорят даже, что некоторые были похожи на части тела.

Она стояла вплотную к нему и чувствовала жар, который исходил от него.

– Руки? – спросила она и тут же поняла, что не угадала. – Ноги?

Глаза его мерцали. Губы его все еще были приоткрыты в легкой улыбке, и Александра попробовала послать ему мысль: «Поцелуй меня! Поцелуй меня!»

– Нет, – прошептал Геник. Свободной рукой он очертил в воздухе неопределенный контур. – Нет.

Губы девушки затрепетали. Неожиданно она заметила, как близко они стоят друг к другу. Она подняла руку и погладила верхнюю часть его плаща. Услышав, как он резко втянул воздух, Александра закрыла глаза и приблизила к нему лицо. К ее изумлению, он отвернулся.

– Идемте дальше, – хриплым голосом предложил Геник. На какое-то мгновение Александра застыла, почувствовав разочарование, но затем снова открыла глаза и, увидев его взгляд и покрасневшие щеки, подумала: «Он хочет продолжить игру? Хорошо. Но я сделаю так, что ему нелегко будет тянуть с решением!»

На них подул теплый ветерок, когда они углубились в кунсткамер. Воздух здесь был уже не таким холодным, но более спертым; к тому же, как ей показалось, он был пропитан причудливой смесью запахов спирта, лекарственных трав и ароматами большой кухни.

– Стены раньше были сплошь увешаны картинами, – говорил Геник. – Кайзер Маттиас приказал их все снять и часть продал, часть раздарил дружественным князьям: работы Арчимбольдо, Микеланджело, Рафаэля… Кайзер Рудольф в свое время приказал вставить полотна в потрясающие рамы из слоновой кости, капа или кости. После его смерти картины просто вырезали из рам, а сами рамы поломали и бросили здесь. Полки были уставлены зубами диковинных животных и деревянными фигурками, покрытыми искусной резьбой, причудливыми вещицами, оправленными в золото и украшенными драгоценными камнями. В первые месяцы царствования кайзера Маттиаса все, что не имело материальной ценности, было выброшено в Олений прикоп. – Луч фонаря скользил по покрытым пылью артефактам, о бывшем великолепии которых можно было лишь догадываться, по сундукам и шкатулкам, вырывал из темноты резные маски, побитые молью чучела животных… В отдельных секциях лежали сотни подобных предметов. Александра не колеблясь представила себе, как должна была выглядеть кунсткамера, когда ею еще дорожили. Ей виделись украшения из драгоценных металлов, бросавшие блики на стены, золото, мерцавшее в тени, и стоящие повсюду горящие свечи и плошки с жиром, ковры, пестрые гобелены, матовый блеск полотен на стенах, а среди всего этого великолепия – хромой, гротескный, восторгающийся своими сокровищами Голем, в которого превратился кайзер Рудольф в последние годы своей жизни. Девушка сглотнула, зачарованная, вдавленная, затаившая дыхание и напуганная одновременно Она знала: это одно из тех мгновений, которое они с Геником будут переживать снова и снова. Они будут смотреть друг на друга, и он скажет: «А знаешь ли ты, как мне тогда удалось украсть ключ от кунсткамеры, чтобы показать тебе ее?» А она ответит ему: «А знаешь ли ты, как я тогда отдала тебе совсем Другой ключ, ключ от моего сердца? Но тебе не было необходимости пользоваться им, потому что мое сердце было открыто для тебя с той самой минуты, как я тебя увидела». А их дети спросят: «О чем это вы говорите?» И они молча покажут им на предмет, который они сегодня – этот план возник у Александры в перерыве между двумя ударами сердца – тайком вынесут из кунсткамеры, первый предмет их будущего домашнего обихода. И пока дети станут разглядывать артефакт, ее и его взгляды сольются и они молча произнесут обещание, которое исполнят ночью.