Тайная жизнь, или Дневник моей матери - Диана Чемберлен

Как только поезд прибыл в Винчестер, я позвонила Мэтту, и он приехал за мной на вокзал. На тот момент я уже безудержно рыдала, и он отвез меня к себе домой. Мэтт был очень добр ко мне, и я призналась ему, что перед отъездом Кайла в Нью-Йорк мы занимались с ним любовью.

Мне никогда еще не доводилось видеть Мэтта в гневе, и теперь я ошеломленно наблюдала за тем, как он мечется по комнате, расшвыривая вещи.

– Да как он только мог?!

Я объяснила, что это наша общая с Кайлом вина, но Мэтт только покачал головой:

– Нет, ответственность тут лежит на Кайле. У тебя нет ясного представления о том, что хорошо и что плохо.

Пожалуй, мне стоило бы обидеться, но я и правда не понимала, что плохого в нашем с Кайлом поступке, – хотя теперь мне ясно, что это было ошибкой.

Наконец Мэтт уселся на диван. Лицо у него было красным от гнева.

– Никогда не прощу ему этого, – сказал он. – Никогда.

– Я беременна, – вырвалось из меня. Как же хорошо произнести это наконец вслух!

Мэтт долгое время молчал, а затем рассмеялся:

– Похоже, у тебя просто нет выхода, кроме как выйти за меня замуж.

Я сказала, что не собираюсь выходить за него замуж, но это не значит, что он мне не подходит. На самом деле он – лучший из всех, кого я знаю. Мэтт на это сказал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Он предложил съездить в Нью-Йорк и вбить в голову «этого парня» капельку здравого смысла, но я попросила его ничего не говорить Кайлу. Не хочу, чтобы тот был добр ко мне из чувства вины или ответственности. Мне бы хотелось, чтобы он любил меня, как раньше – до Нью-Йорка, до Луизы и до 5 сентября.

20 января 1955 г.

Сегодня я получила от Кайла письмо. Он извиняется за то «замешательство», в какое привел его мой приезд. Он был так «удивлен», увидев меня, что просто не знал, как ему себя вести. «В следующий раз, прежде чем приехать, не забудь написать». Он надеялся, что я удачно добралась до дома и что у меня все в порядке. Письмо заканчивалось словами: «Пиши мне. С любовью, Кайл». Я смотрела на слово «любовь», пытаясь понять, это лишь форма вежливости или нечто большее.

Я не собираюсь ему отвечать. Все, что его интересует, – это наша погода, новая папина машина да очередной приступ бронхита у Сюзанны. Ему не интересно, что я страдаю от боли и обиды. Никогда больше не напишу ему.

За целую ночь Иден почти не сомкнула глаз. Около трех или четырех она встала и начала разглядывать себя в зеркале. Без сомнения, ее черты были чертами Кайла. Голубые глаза, прямой нос, идеально ровные зубы. Все, что до этого она приписывала своей матери.

С того момента, как она прочла дневник, ее не покидало чувство отвращения. Оно буквально пожирало ее, и никакая логика тут не помогала. Ее родители были хорошими людьми, сказала она себе. Просто в какой-то момент они потеряли контроль над собой. Но внутри ее просто подташнивало от того, что она узнала о Кайле, о матери и о себе.

Фактически Кайл предал ее – в силу трусости, а может, из желания пощадить ее чувства. Иден это было неважно. Но ее бесило то, что все эти годы он скрывал от нее правду. Сказал бы он ей вообще, не решись она снимать фильм о жизни матери? Лу, конечно же, прекрасно знала, в чем тут дело. Оба весьма умело руководили ее поисками.

Нужно уехать на несколько дней к Бену, чтобы как следует все обдумать. Иден хотелось выйти из дома до восхода солнца. Она пока не готова была встречаться с Кайлом и Лу.

Сунув в сумку дневник, Иден тихонько спустилась по лестнице. В ноздри ей ударил запах кофе, и она поняла, что опоздала. Лу сидела за кухонным столом, просматривая вчерашние газеты. Она подняла голову и взглянула на Иден.

– Вижу, ты прочла дневник, – сказала Лу.

Иден молча сняла ключи от машины, висевшие на крючке у двери.

– Куда это ты? – спросила Лу.

– Хочу несколько дней пожить у Бена.

– Выпей со мной кофе перед отъездом.

– Нет.

– Иден, бегство могло сработать, когда тебе было девятнадцать, но вряд ли оно сработает сейчас. Кайл хочет поговорить с тобой. Ему необходимо поговорить с тобой.

Распахнув дверь, Иден обернулась и взглянула на Лу:

– У него была для этого вся моя жизнь. Как и у тебя. – Прикрыв за собой дверь, она побрела в темноте к стоявшей во дворе машине.

* * *

После настойчивого стука Бен наконец открыл дверь. Сонными глазами он взглянул сначала на Иден, а затем на часы.

– Полшестого утра, – заметил он.

– Просто впусти меня и ложись спать.

Иден заснула почти сразу. Проснувшись, она вновь ощутила запах кофе – должно быть, Бен сварил его, а затем снова лег. Склонившись над ней, он развел руками ее ноги, но Иден, вспомнив про мать и Кайла, сжала его плечо:

– Я не могу, Бен.

Он накинул на нее простыню, хотя и без того было жарко, и вновь лег рядом.

– Что такое? – спросил он.

Иден выбралась из постели и вручила ему дневник. Одевшись, она налила себе чашку кофе и вышла из дома. Здесь она пристроилась на деревянной скамейке и стала ждать.

Ждать пришлось долго. За это время можно было не один раз прочесть дневник. Наконец на пороге дома появился Бен. Он вручил Иден дневник и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

– Ну и ну, – шепнул он.

– Я чувствую себя хуже некуда. Он знал все эти годы и ничего мне не сказал.

– Не так-то просто об этом рассказать, – заметил Бен, присаживаясь рядом.

– Тебе не противно? – взглянула на него Иден.

– Противно? Нет. Если честно, мне жаль Кайла.

– Жаль его?

– Видишь ли, насколько мне известно, ты – его единственный ребенок. Не сомневаюсь, что он предпочел бы наладить с тобой нормальные отцовско-дочерние отношения, а это-то как раз и было невозможно.

– Мое сердце просто плавится от сочувствия.

– А чего бы тебе хотелось? Чтобы он вообще ничего не говорил? Или же рассказал много лет назад?

– Мне бы хотелось, чтобы он лучше контролировал свои желания.

– В этом случае тебя бы сейчас здесь просто не было.

– Надо было рассказать обо всем, когда мне исполнилось восемнадцать.

Иден вспомнила, какой она была в восемнадцать. Уже тогда ей хотелось поскорее ускользнуть от Лу и Кайла. Расскажи он ей тогда правду, и она тут же сбежала бы из дома. Ясное дело, Кайл не мог этого не понимать.

– Он должен был сказать, когда я выходила замуж. В конце концов, это могло генетически повлиять на Кэсси, разве не так? Какое он имел право утаивать от меня эту информацию?