Год 1914-й. Время прозрения - Александр Борисович Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня захватило дух. Всего в нескольких словах стоящий передо мной человек пообещал решить самые животрепещущие проблемы болгарского народа. И в то же время мне уже было известно, что Артанский князь Серегин никогда не лжет и не говорит ничего всуе, а потому каждое его слово так же надежно, как вексель Дойче-банка.
- Если моему отцу не будет причинено никакого вреда, то я согласен на все прочие ваши условия, - осторожно сказал я, вздохнув украдкой. - Пусть до конца жизни живет в Кобурге и больше никогда не показывается на территории Болгарии. На самом деле легче переносить язву желудка, чем такого отца, как он. Он и нашу мать заездил до смерти, используя как племенную кобылу, и позабыл о ней на следующий день после ее смерти. А теперь мне хотелось бы узнать, как это все будет организовано практически. Я должен дожидаться переворота прямо в этой камере?
- Отнюдь нет, - сказал Артанский князь, - вы покинете ее вместе с нами и больше никогда сюда не вернетесь. Я официально приглашаю вас посетить свои владения, где мы проведем всю предварительную работу, включая переговоры с всероссийским императором Николаем и сербским королем Петром. Как только мы обо всем договоримся, в Вардарской области, то есть в Македонии, будет проведен плебисцит, который позволит сербам без потери лица вернуть вам все украденное принцем Александром. Впрочем, разговоры об этом мы будем вести уже не здесь... Идемте, принц, вас ждут великие дела.
В моей камере, рассчитанной на одного человека, двое были уже толпой, а трое - столпотворением. Поэтому первым помещение покинул генерал Радко-Дмитриев, за все время не проронивший ни слова, за ним в дыру между мирами вышел господин Серегин, и только потом, повинуясь его приглашающему жесту, на ту сторону шагнул я, позабыв внутри свою кадетскую фуражку. И только потом проход закрылся, после чего я огляделся по сторонам, полной грудью вдохнув теплого ночного воздуха, ошеломлявшего ароматами тропического леса. Увиденное мной напоминало иллюстрации к «Тысяче и одной ночи»: контуры дворцов и пагод, подсвеченные неяркими огнями, похожими на электрические, освещенные фонарями улицы с гуляющей по ним публикой и нависшее, казалось, прямо над головой темное безлунное небо с огромными яркими звездами. Где-то недалеко играл духовой оркестр, и слышался гомон возбужденных голосов.
- Это и есть ваше пресловутое Тридесятое царство - мир, где все пропитание Святым духом, и в то же время самым неприкрытым колдовством? - спросил я, озираясь и вдыхая полной грудью этот удивительный воздух иного мира.
- Да, - кивнул Артанский князь, - это Тридесятое царство, но только должен сказать, что тут нет никакого колдовства, а есть одно лишь волшебство. Волшебник для реализации своих заклинаний использует энергию, струящуюся вдоль межмировых силовых линий, соединяющих между собой в Мироздании полюса Порядка и Хаоса. Колдун не имеет такой возможности, а потому отнимает жизненную силу у живых людей, или от всех и понемногу, или путем человеческих жертвоприношений от немногих людей - но всю полностью. Массовые войны с большими жертвами, бессмысленные, а потому беспощадные, тоже являются формой такого жертвоприношения во имя демократии, в конечном счете, приближающие наступление инферно - то есть царство Сатаны, из которого для человечества уже не будет выхода. Но есть одно правило: люди, сражающиеся за правое дело, не приближают, а отдаляют инферно, а потому после героической гибели их души улетают в рай, а не оказываются перед престолом князя Тьмы.
- А как отличить правое дело от неправого? - спросил я почти непроизвольно.
- После победы правых сил зло мира, выражающееся в количестве убийств и насилия, уменьшается, а после победы неправых - наоборот, - ответил Артанский князь. - Когда Болгария объявила войну Турции ради освобождения своего народа, томящегося в рабстве, это была правая война, а когда напала на своих бывших союзников ради передела территории, то неправая. Ваш отец мог довериться арбитражу русского императора, но предпочел ему войну, потому что из Вены поступили совершенно другие сигналы. Но и сербы с греками, разделившие чужую территорию, тоже были неправы, и стократ неправы были румыны, ударившие Болгарии в спину. Чаще всего бывает, что неправыми оказываются обе стороны, а потому такие войны необходимо пресекать в самом зародыше - точно так же, как я сейчас пресекаю третью по счету сербо-болгарскую войну, которую не хочет ни сербский, ни болгарский народ. Её желают лишь ваш отец, ненавидящий всю сербскую нацию, и прожженные политиканы в Берлине и Вене. Они считают, что таким образом смогут высвободить с сербского фронта остатки австрийской армии и предотвратить немедленное крушение иструхлявившейся на данный момент империи Габсбургов.
- Так значит, - сказал я, - если Болгария вступит в войну на другой стороне, то окажется правой? Конечно, если Сербия без войны вернет нам украденные земли, то так оно и будет. Огромное количество болгар бежало к нам от террора новых сербских властей, и если они вернутся в свои дома, то это будет большое благо. Но скажите, где граница, за которой такая справедливость превращается в свою прямую противоположность?
- Когда ты берешь свое - то есть земли, на которых живут люди, считающие себя болгарами и желающие жить в Болгарии - то это справедливо, - ответил Артанский князь. - В противном случае, если народ на этой земле желает жить