Танковые сражения войск СС - Вилл Фей

Около часа ночи была занята первая вражеская позиция. Плоская равнина была залита красноватыми отсветами горящих ферм и танков. Наша колонна медленно продвигалась вперед. Слева от нас яркой голубоватой вспышкой взорвался вражеский танк. Строчки трассирующих пуль хлестали по бортам танков, улетая рикошетом в стороны и вверх.

Теперь наши танки вышли ко второй линии обороны противника, освещенной горевшими фермами, резкие черные силуэты которых виднелись в тылу. Нам было приказано принять вправо, чтобы прикрыть самый уязвимый фланг. Мы двигались в полной темноте, натыкались на воронки и другие препятствия, и лишь по вспышкам пламени из выхлопных труб соседних танков можно было догадаться, где они.

Медленно светало. Призрачные тени холмов и деревьев стали обретать форму и цвет. Взводы построились. Передовые части полков жестами показывали свое местонахождение, и части начали разворачиваться и перегруппировываться.

Наши пулеметы и орудия открыли огонь точно поверх голов нашей наступающей пехоты. Перед нами кучки людей в бурых шинелях торопливо отходили по полям назад, мгновенно исчезая в тумане. Десять… двадцать… тридцать стволов били трассирующими очередями по рядам противника и молочной пелене за ними. Русские в беспорядке отходили к следующей полосе обороны. Но вдруг на ряды атакующей пехоты обрушился целый вихрь минометных снарядов, вынудивший редкие цепи залечь и молотивший по вжавшимся в землю телам. Солдат подбрасывало в воздух, швыряло на землю, распарывало горячими осколками. Отовсюду слышались крики и стоны.

Далеко впереди виднелись русские противотанковые орудия, спешно подходившие справа и занимавшие позиции на обратном скате высоты, чтобы образовать широкую линию обороны.

Мы немедленно открыли огонь по вражеской батарее из четырех танковых орудий с дистанции 1200 метров. Остальные наши танки все еще были скрыты за усадьбой. Из-за холма по нам открыли огонь десять орудий, и их снаряды падали все ближе к нашим танкам, стоявшим посреди чистого поля. Дуэль продолжалась несколько минут. Потом замолчали первые два противотанковых орудия, подбитые нашими снарядами. Почти тут же танк Шаубингера получил попадание в башню; еще через несколько секунд наша машина получила несколько попаданий в лоб и по гусеницам. Хельвиг доложил о попадании в башню и повреждении орудия. Попадания посыпались одно за другим. Шаубингер отходил в небольшую низину. Мы не заметили, как Хельвиг тоже отошел. Град вражеских снарядов немедленно сосредоточился на нашей машине. Заряжающий, не выдержав напряжения и надышавшись пороховой гари, свалился без сознания. Попадание снаряда сдвинуло с места рычаг переключения скоростей заднего хода. Прошло несколько долгих и неспокойных секунд, прежде чем механик-водитель понял, в чем дело. Но каждая секунда грозила обернуться новым, смертельным попаданием. Взвод Шройфа, состоявший в тот момент всего из двух машин, находился слева от дороги и не мог поддержать нас огнем.

Только Шройф и наш танк оставались лицом к лицу с противником и вели бой. Чтобы подменить заряжающего, мы втащили в танк пехотинца.

Все остальные танки с различными повреждениями уже были далеко в тылу, у Захсенхайма. Штаб батальона послал вбой 1-ю роту, чтобы поддержать нас и нанести контрудар. На полной скорости, с большими интервалами между машинами, первый взвод роты подошел к нам, прекратил огонь и начал атаку на позиции противотанковых орудий. Увы, мы не смогли сообщить командиру взвода Баралю об угрозе, поскольку его рота в этом бою использовала другую радиочастоту. В последовавшем бою он был смертельно ранен.

Далеко впереди от шедшей левее дороги, обсаженной по обе стороны тополями, отделилось несколько черных букашек. В них мы опознали вражеские танки. На расстоянии около километра от нас они ярко вспыхнули, так и не поняв, что происходит и откуда прилетели снаряды. Над ними, словно над заводскими трубами, поднялись густые клубы черного дыма, и они остались стоять на равнине огненными факелами.

Около 11 часов командир батальона приказал уцелевшим танкам вернуться в Захсенхайм. Весь участок фронта был передан первой роте. Все ее машины были обездвижены огнем противника, и только ночью их удалось оттащить в тыл и отремонтировать. Мы собрались на окраине Захсенхайма и двинулись через город и дальше направо по проселочной дороге к Зелову.

У этой дороги мы пополнили запасы топлива и боеприпасов и выполнили самый неотложный ремонт. Только на правой гусенице нашего танка пришлось заменить одиннадцать звеньев. Затем последовало совещание с командирами, на котором прозвучали доклады о количестве побед и были рассмотрены причины срыва атаки. Только благодаря дальновидности и быстрой реакции немногочисленных танковых командиров вся эта затея не потерпела фиаско.

Шаубингера и Оберхубера отпустили в ремонтную роту. Нам временно на усиление передали штабной танк. Поскольку Хельвигу было приказано занять позицию сразу за передней линией окопов, рядом с фермой, Шмидт занял оборону на правом фланге, в поместье, далеко выдвинувшись вперед. Мы подъехали к КП батальона и заняли позицию чуть левее дороги. Одновременно мы служили радиорелейной станцией для передачи приказов с ротного КП во время ежечасных радиообменов. Перед нами, на железнодорожной насыпи и за ней, занимали позиции части бригады самоходок, составлявшие первую линию немецкой противотанковой обороны.

За насыпью на немецких позициях стояло больше двух десятков выгоревших остовов вражеских танков, подбитых на очень небольшой площади. Они были немыми свидетельствами ожесточенности бушевавших здесь оборонительных боев. Ни одному русскому танку, несмотря на их массированное применение, не удалось прорвать немецкую линию фронта.

Мы сидели на крыше замаскированного танка в саду возле фермы до самого заката. Потом мы приняли первое дежурство, когда нам предстояло передавать или отвечать по радио на вечерние доклады и запросы. На всякий случай мы направили орудие на насыпь и дорогу в 800 метрах перед нами. Ребята из штаба боевой группы притащили в подвал солому и устроили там постели. Мягкий свет белых свечей тускло освещал подвал и отражался в блестящих поверхностях оружия. Повсюду стояли или были развешены по стенам ящики с ручными гранатами и патронами, телефоны, карты и стальные каски.

Часовые на крыше башни сменялись через каждые два часа. На случай тревоги никому не разрешалось уходить за пределы слышимости крика. Как бы то ни было, о сне не было даже и мысли — приходилось бодрствовать из-за постоянных приходящих и отправляемых сообщений, приема продовольствия, запросов и приказов по радио, проверки постов и наблюдения. Все чувства были напряжены. Мы слушали обстановку на линии фронта и множество усиленных наступившей ночью шумов на передовых позициях.

Ночь тянулась медленно, час за часом.

Шройф совещался с командиром почти всю середину дня 26 марта. Хельвиг, которому в усиление накануне вечером дали Шаубингера, поджег два русских танка. В тот же день пришел устный приказ отходить. Все танки должны были к 8 часам вечера собраться для отхода у командного пункта роты. По возможности отходить следовало незаметно для противника и в разное время. Далее прошел инструктаж.