Чужая кожа - Ирина Лобусова

По истечении этого времени я стояла в дверях своей комнаты, чувствуя, как выскакивает из моей груди сердце. Коридор, который мне предстояло пройти, казался настоящим кошмаром. Столько раз он снился мне в самых ужасных снах! Я боялась его пустоты, но выбора не было. Я чувствовала себя как одна из жен Синей Бороды, и, вздохнув глубже, решительно шагнула вперед.

На стальной двери Фиолетовой комнаты ярко мигала алая лампочка индикатора. Это означало, что дверь заперта. Здесь мне предстояло самое серьезное испытание. Если Сафин сменил замок, то все, что меня ожидало здесь, — бешеный вой сигнализации и охранники, бегущие на место преступления, а потом — позор. И, конечно, понимание Вирга Сафина. Когда он поймет, что я за ним шпионю, то выгонит меня из дому. Вышвырнет вон. И, наверное, все.

Думать об этом не было сил. Будь что будет! Я вставила в отверстие электронную карточку. Но ничего не произошло. Впрочем, не так. Произошло. В двери раздался громкий щелчок, алая лампочка погасла и загорелась синяя. Путь был свободен. Я аккуратно открыла дверь и вошла внутрь.

Первым, что бросилось мне в глаза, — темень. В моей памяти как-то сгладились необъятные размеры этой комнаты, представляющей собой огромное, широкое пространство с различными отделениями. В первый мой визит сюда эта комната показалась пугающей и манящей планетой. Сердце мое колотилось до безумия — так я боялась, и так хотела сюда попасть.

В этот раз мое сердце колотилось снова, но не только от страха: здесь был сладкий запретный плен, часть чужого, манящего мира. Эта комната наслаждения и боли сделала меня другой, и другой я вошла сюда, намного лучше, уверенней и сильнее, чем прежде. Я испытывала почти благоговение, вдыхая приторный сладковатый запах, в котором чувствовалась затхлость долго запертого помещения с едва уловимым ароматом дорогих духов. Конечно же, это были духи Вирга Сафина.

На стене справа от меня виднелся ряд серебристых кнопок, похожих на выключатели для регулирования свет. Каждая часть этого зала имела свое освещение, и общий свет никогда не освещал помещение полностью, потому что это могло нарушить атмосферу этого места. Здесь все было продумано до мельчайших деталей, все было частью глубокой сексуальной игры. За пределами этой комнаты исчезал весь мир, чтобы присутствующие в ней могли сосредоточиться на собственном теле и на ощущениях этого тела, погружаемого в самые разнообразные волны — от жестокой, мучительной боли до неземного экстаза.

Нажав первую по счету кнопку, я радостно вздрогнула, когда загорелся свет. Свет горел в будуаре с бархатным пологом и широкой, застланной шелковой пеной и кружев кроватью.

Меня завораживала порочная красота этого будуара, пришедшего из 18-го века, где царствовала порочная куртуазная красота. Здесь вспоминалось время маркиза де Сада, мир иступленных чувственных удовольствий, обнажающих вечную тайну мечтающей о разврате человеческой души. В этой части комнаты была вся сладость порока, вся красота порочной развязности и отсутствие всех запретов. Здесь все было устроено, чтобы испытывать порочную сладость — не для любви.

Медленно обогнув величественное ложе сладкой порочной пытки, я открыла ящик тумбочки, на которой так красиво смотрелся серебряный подсвечник. Правда, свечи не горели, что несколько портило впечатление.

В ящике было полно всевозможных сексуальных игрушек — девайсов, как принято говорить. Кроме сексуальных игрушек, больше ничего не было. Нижнее отделение было пустым.

Обыскав единственную тумбочку, что была в комнате, я серьезно задумалась: где же искать дальше? Подняла постель, осмотрела матрас, заглянула под кровать — ничего. Стены — тоже ничего. Встав на кровать, потянулась к балдахину, заглянула наверх — ничего. Похоже, Сафин занимался в этой части комнаты исключительно сексом и не хранил никаких секретов.

Решив поискать в других углах комнаты, я вернулась к выключателю. Следующей загорелась та часть, где стоял Х-образный крест. Я снова тщательно осмотрела все предметы и стены — ничего не нашла.

Последней загорелась темница. Самая мрачная, глубокая и отдаленная часть этого помещения, всегда внушавшая мне страх. Почему-то этот страх не прошел и теперь. Я аккуратно осмотрела решетку, и подошла к стене, как вдруг… Один из камней в этой каменной кладке привлек мое внимание.

Дело в том, что все остальные камни были стилизованы, раскрашены под старинную средневековую кладку, поросшую мхом, этот же камень был просто гладким. Я нажимала на него в разных местах и почувствовала, что он двигается, шатается под моей рукой. Вцепившись ногтями, потащила к себе. Камень легко вышел из кладки.

Засунув руку в образовавшееся отверстие, я вытащила черную коробку. К счастью, здесь не было никаких кодов или замков — нужно было просто снять деревянную крышку. Внутри лежала маленькая светло-коричневая женская сумочка. Я сразу же поняла, что с этой сумочкой что-то не так. И только вдумавшись, поняла, что именно.

Сумка была старой не только внешне (кожа треснула, виднелись потертости). Такие сумки давно вышли из моды, сейчас уже нет подобных моделей. Их носили где-то в 1980-х годах. Похоже, сумка была именно из того времени.

Едва открыв ее, как мне на ладонь выпала маленькая картонная коробка черной туши — привет из советского времени. Это была необычная тушь — кусок, как гуталин, лежал в коробке, а сверху — маленькая пластмассовая щеточка. Нужно было поплевать на тушь либо смочить ее водой, и тогда щеточкой можно было красить ресницы. Современным модницам и в голову не могло прийти, что когда-то их мамы наводили красоту с помощью такого!

Но я прекрасно помнила эту старую тушь как раз 1980-х годов. Такие же коробочки были у моей мамы. Я не раз рассматривала их в детстве, а потому прекрасно запомнила временной период.

Второе, что я извлекла из сумочки, — платок. Детский платок с собачкой, сине-белый — опять-таки советского периода, сейчас такие носовые платки не делают. В одном места платка было небольшое бурое пятно. Неужели кровь? Но платок был слишком стар, и что это, определить не представлялось возможным. Тушь, кстати, тоже была очень старой — брусочек весь потрескался от времени, щеточка же стала жесткой, как железная. Было ясно, что этим предметом никто не пользовался много лет.

Я потрусила сумочку дальше и… от третьего предмета, выпавшего мне в руку, по всему моему телу пошла дрожь! Это было свидетельство о рождении. Самое настоящее свидетельство о рождении, выданное в Советском Союзе.

Едва дыша, я открыла его. Голубева Алиса Александровна, родилась 4 марта 1970 года в городе Николаевке Одесской области, УССР. Мать — Голубева Антонина, русская. В графе отец — прочерк. Свидетельство было выдано в районном ЗАГСе. И, судя по печати, по обложке и состоянию бумаги, было настоящим.

Что могла означать эта находка? Почему Вирг Сафин хранил этот документ в своем тайнике с такими предосторожностями (а я не сомневалась, что открыла его очередной тайник). И где сама Голубева Алиса Александровна? Кто она такая? Что значит для Сафина? Сейчас этой женщине должно быть 44 года. Она не может быть его матерью. Тогда кто? И почему этот документ хранится у Вирга Сафина, почему она не хранит его у себя? Неужели она его жена? Неужели Вирг Сафин женат?