Встреча с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол

обладающего огромным политическим влиянием, создающего и меняющего события на всех мириадах миров». Может, с включением рассказа о том, как я веду дела… например, провожу совещание с шишками из Звездного Управления Быстрого реагирования или, еще лучше, заседание совета в Институте Робинетта Броудхеда для исследований за пределами Солнечной системы:

Я под звуки аплодисментов вышел на подиум. Улыбаясь, поднял руки, прекращая аплодисменты. «Леди и джентльмены, – сказал я, – благодарю вас всех за то, что вы, знаменитые астрофизики и космологи, известные теоретики и нобелевские лауреаты, нашли возможность выделить время в вашем насыщенном расписании и присоединиться к нам. Добро пожаловать в наш Институт. Объявляю заседание совета, посвященное тонкой структуре материи, открытым».

Я, конечно, говорю все это, вернее, посылаю двойника, и он это говорит. Приходится. От меня этого ждут. Я не ученый, но через свой Институт предоставляю деньги, которыми оплачиваются счета для развития науки. И поэтому все хотят видеть меня на открытии заседаний. А потом хотят, чтобы я ушел и они смогли приступить к работе. Что я и делаю.

Ну, никак не мог я решить, как начать, и потому не стал использовать эти зачины. Впрочем, все они достаточно характерны. Я это признаю. Иногда я излишне умен и остроумен. Иногда, может быть даже слишком часто, меня отягощает внутренняя боль, которая как будто никогда не уходит. Частенько я излишне помпезен; но все же, честно, в самом важном я действую очень эффективно.

Итак, начну я с приема на Сморщенной Скале. Прошу потерпеть вместе со мной. Вам придется терпеть совсем немного, а мне все равно нужно это сделать.

На хороший прием я готов отправиться куда угодно. А почему бы и нет? Мне это нетрудно, а хорошие приемы случаются нечасто. Сюда я даже прилетел в своем космическом корабле; это тоже нетрудно и не мешало мне одновременно заниматься восемнадцатью или двадцатью другими вещами.

Еще до прибытия у меня было приятное ощущение предстоящего приема, потому что старый астероид приукрасили по такому случаю. Сама по себе Сморщенная Скала нисколько не интересна. Это черный камень длиной в десять километров, с синими пятнами. Похоже на грушу, поклеванную птицами. Разумеется, эти углубления – не клевки птиц. Посадочные гнезда для таких кораблей, как мой. А по случаю приема Скала украшена большой сверкающей звездной надписью:

Наша Галактика

Первые сто лет самые трудные

Надпись вращается вокруг Скалы, как пояс из дрессированных светлячков. Первая часть – недипломатично. Вторая – неправда. Но смотреть приятно.

Я так и сказал своей дорогой портативной жене, она в ответ хмыкнула, удобно усаживаясь у меня на коленях.

– Как ярко. Настоящий огонь! Могли бы использовать голограммы.

– Эсси, – сказал я, поворачивая голову, чтобы укусить ее за ухо, – у тебя душа кибернетика.

– Хо! – ответила она, поворачиваясь, чтобы укусить меня – только она укусила гораздо сильнее. – Я сама кибернетическая душа, и ты тоже, Робин, и, пожалуйста, управляй кораблем, а не дурачься.

Естественно, это шутка. Мы находились точно на курсе и опускались в док с болезненной медлительностью материальных тел; у меня еще оставались сотни миллисекунд, прежде чем дать «Истинной любви» последний импульс. Поэтому я поцеловал Эсси…

Ну, на самом деле не поцеловал, но оставим так, как сказалось, ладно?

…и она ответила:

– Большой шум подняли вокруг этого, ты согласен?

– Большой шум, – сказал я и поцеловал ее чуть крепче, и так как у нас была еще масса времени, она поцеловала меня в ответ.

Мы провели долгую четверть секунды, пока «Истинная любовь» проходила через неощутимый блеск надписи, провели приятно и роскошно, как только можно пожелать. Мы занимались любовью.

Так как я более не «реален» (моя Эсси тоже), так как мы оба больше не «плоть», кто-нибудь может спросить: «Как вы это делаете?» У меня есть ответ на этот вопрос. Ответ таков: «Прекрасно». И еще «роскошно», «великолепно», а прежде всего – «быстро». Я не хочу сказать, что мы торопимся. Просто нам на это не требуется много времени; и вот после того, как мы доставили друг другу удовольствие, и немного повалялись, и даже вместе вымылись под душем (абсолютно ненужный ритуал, как и большинство наших ритуалов, но нам нравится), у нас еще оставалось от этой четверти секунды достаточно времени, чтобы рассмотреть другие посадочные гнезда на Скале.

Нас ожидает интересное общество. Я заметил большой корабль, построенный еще хичи, такой мы бы в старину назвали двадцатиместным, если бы знали, что они существуют. Но мы не просто глазели. Мы ведь сложные программы, использующие все возможности времени. Поэтому я поддерживал контакт с Альбертом, проверял, нет ли новых сообщений из центра, убеждался, что ничего не поступило с Колеса, и удовлетворял еще с десяток своих интересов и запросов; а Эсси тем временем занималась своими делами. Так что когда наше кольцо-замок соединилось с кольцом углубления, на самом дне посадочного гнезда астероида, мы оба были в хорошем настроении и готовы к приему.

Одно из (многих) преимуществ моей дорогой Эсси и меня самого в том, что нам не нужно отстегивать ремни безопасности, проверять швы и открывать люки. Ничего подобного нам не нужно делать. И не нужно перемещать наши информационные веера. Они остаются, а мы по электрическим цепям того места, где находимся, проходим куда нам нужно. (Обычно мы передвигаемся в «Истинной любви», там и подключаемся.) Если нам нужно куда-нибудь подальше, мы используем радио, но тут начинает сказываться утомительная разница во времени прохождения сигнала.

Итак, мы причалили. Включились в систему Сморщенной Скалы. Мы на месте.

Если точнее, мы находились на уровне Танго, отсек сорок с чем-то усталого старого астероида, и были мы далеко не одни. Прием начался. Было тесно. Нас встречали десятки людей – подобно нам, они надели специальные шляпы для приема, в руках у них была выпивка, они пели, смеялись (мы увидели даже несколько человек во плоти, но они еще много миллисекунд не увидят, что мы прибыли).

– Джейн! – крикнул я, обнимая знакомую.

– Сергей, голубчик[16]! – воскликнула Эсси, обнимая другого; и тут же, в тот момент, как мы начали обмениваться приветствиями, обниматься и были счастливы, отвратительный голос выпалил:

– Эй, Броудхед!

Я узнал этот голос.

Я даже знал, что будет дальше. Какие дурные манеры! Блеск, сверкание, хлопок – и вот передо мной генерал Хулио Кассата, смотрит на меня с едва скрытым презрением военного к штатскому, сидит за большим пустым столом, которого мгновение назад не было.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал он.

Я ответил:

– О дерьмо!

Я не