Преследуя восход - Майкл Роэн

Я был зачарован, я не мог протестовать — и не хотел. Через мои руки, через мой повелевающий разум сияющей рекой потекла вся мировая торговля, которую я смогу поворачивать так и этак, отбрасывая брызги золотой пыли туда, куда захочу. И все же что-то сюда не вписывалось, в потоках моего разума все время всплывал какой-то фактор и упорно отказывался исчезать…

— А остальные? — задохнулся я. — Хорошо, я здесь! Тогда зачем вам они? Клэр — вам она больше не нужна! Отпустите ее! Отпустите их всех!

Не знаю, какой реакции я ожидал. Чего угодно, пожалуй, кроме жуткой ярости, промелькнувшей на бледном лице, яркой, как молния, в зеленовато-желтом небе. Ноздри резко втянулись, темные глаза сузились до щелочек, синеватые губы перекосились; кровь прилила к выступающим скулам, затем стремительно отхлынула от лица. Кожа втянулась внутрь, словно ее засосали, плоско прилипла к костям, жесткая и морщинистая, зубы оскалились в жуткой усмешке, мышцы ослабли, а сухожилия проступили, как канаты. Остались лишь глаза под пергаментными веками, но их блеск погас, как высыхающие чернила.

Проведите факелом около старого склепа или катакомб, и такое лицо глянет на вас из темноты. Или как это было со мной в одном из неаполитанских музеев возле гроба со стеклянной крышкой. Я видел руки с ногтями, которые продолжали расти после смерти — пожелтели, сморщились и скрутились. Мне очень живо представилось тогда, как они вцепляются в мое лицо.

Все еще кипя, он снова поклонился учтиво, но весьма натянуто.

— Я в отчаянии, что мне приходится противоречить сеньору, но ни за что на свете я не позволил бы этим вашим друзьям упустить такое событие. Их отсутствие серьезно нарушило бы всю процедуру!

Стриж разразился жутким, злорадным каркающим смехом, и его дыхание обдало меня смрадом:

— И ты еще именуешь себя тем, кто сильнее Невидимых, да? А сам не можешь даже выбросить из этого пустого разума его друзей! Встречал я таких, как ты, и прежде: пауков на потолке! Никто из людей не может повелевать Невидимыми!

Дон Педро еще раз отвесил низкий поклон, и, когда выпрямился, его лицо было ясным и собранным, как прежде.

— Я склоняюсь перед коллегой — обладателем редких, выдающихся качеств. Мне искренне жаль, что он должен будет разделить судьбу тех, кто стоит гораздо ниже его. Но что касается Невидимых, смею заметить, что прошло уже много лет как я перестал быть всего лишь человеком.

Стриж издал булькающий звук и сплюнул:

— Это весьма распространенное заблуждение, а лекарство от него действует быстро и фатально! Кто ты, как не мелкий Калигула, познавший лишь самые азы колдовства? Наслаждайся своими маниакальными идеями, пока в силах, человек: Невидимые просто насмехаются над тобой, а потом освободят тебя от твоей мании! Да и от всего прочего тоже!

— Калигула? — Казалось, темного человека это позабавило. — Едва ли, ибо он был лишь смертным, который вообразил себя богом. В то время как я… — Он снова взглянул на меня. — Сначала, уверяю вас, у меня не было таких мыслей. Я стремился лишь украсить существование, ставшее для меня обременительным, найти… удовлетворение, выходящее за рамки условностей. — Он издал негромкий смешок, как человек, вспоминающий наивные детские мечты. — С капиталом, составленным мне моими подопечными, я приобретал все больше и больше и изобретал изощренные развлечения. Некоторых я умертвил смертью быстрой и болезненной. Других заставил идти по узкой тропе, понемногу ослабляя их связи с жизнью, наблюдая, как они цепляются все крепче за шаткие, обманчивые обрывки, оставшиеся от нее. Из той смерти при жизни, что я им устраивал, я научился извлекать новую жизнь, освежавшую меня. Однако и это скоро приелось. Мне необходимо было найти какой-то новый источник. Но тогда у меня еще не хватало смелости и предвидения, чтобы искать Абсолюта. Итак, поскольку мои возможности были еще тогда ограничены, я обратился — как и положено человеку, не так ли? — к людям моего круга…

Валет улыбнулся.

— Не скажу, чтобы это вовсе не приносило мне удовлетворения. Бедные глупцы! Их жестокость была почти такой же, как моя, однако они творили зверства просто так, без всякой цели. Остров кипел под ними, а они беззаботно кружились в вихре своих маскарадов и прочих забав. На них я наслал чуму, оспу, бесчисленные раздоры и весьма расширил их кладбища. А потом некоторым из них — тем, кто оскорбил меня больше других, и самым красивым женщинам — я устроил кое-какие развлечения моего собственного изобретения. — Он покачал головой с ностальгической снисходительностью. — Говорят, память о некоторых из них все еще хранится в стенах моего старого дома — возможно, вы видели их? Это, разумеется, приносило некоторое удовлетворение. Однако мне казалось, что необходим некий мастерский мазок, чтобы все это обрело завершенность. И я обратился к их рабам. Культ крови и мести — с ритуалами столь чудовищными, что у их участников не оставалось после них ни сдерживающих центров, ни страха, ибо они уже проделали все самое худшее. Я стал как бы богом среди невольников, уже почти одним из Невидимых; и я толкал их к дикости и безжалостному мятежу. Тройная ирония!

Он негромко хихикнул.

— Я, их мучитель, помогал им обрести свободу! Хотя я, разумеется, следил за тем, чтобы последствия были достаточно кровавыми, чтобы они годами не знали покоя. И в том еще большая ирония, что они своим поклонением помогли моим спотыкающимся ногам встать на тропу власти.

За это время никто не произнес ни слова; нетрудно догадаться почему. Однако при его последних словах резко поднялась чья-то голова, и голос хрипло произнес:

— Твоим? Ритуалы Педро, живой дух мести рабов — культ гнева, кровавых жертвоприношений — и это все твое?

К моему изумлению, это была Молл, она нашла в себе силы заговорить. Измученная, окровавленная, бледная, но живая и в полном сознании. Мое сердце буквально подпрыгнуло при виде ее. Человек, которого она назвала Доном Педро, казалось, испытывал по этому поводу совершенно иные чувства. Его темные глаза метнули в нее взгляд, похожий на язык змеи, и он поклонился, в этот раз напряженно, едва ли не с осторожностью.

— Сеньорита права, — сказал он. — Мое, конечно мое. Толпа обнимает того, кто проливает перед нею кровь, не замечая, что кровь эта — ее собственная. Разве не так всегда бывает с освободителями?

Молл больше ничего не прибавила, не сводя с него глаз. Он отвернулся от нее так резко, что его накидка взметнулась, и снова встал лицом ко мне:

— Да, я Дон Педро, и коль скоро я сам стал одним из Невидимых, все их могущество в моих руках. — Он сжал руки медленно, сурово. — Я прожил много веков, прежде чем наконец сделал этот великий шаг. Я привел к расцвету мою внутреннюю цель, вошел в свою настоящую силу. И все же рядом с Невидимыми я все равно был никто. Когда тебя боятся, когда тебе повинуются — это много; однако те, кто повиновался, были всего лишь людьми с несчастного острова, их легко было приручать, легко погонять. И хотя они считали меня богом, я был всего лишь посредником, способным призывать Невидимых, однако мало чем владел сам. Власть Невидимых! Она напоминала мне о моей собственной пустоте. Потребность абсолютной власти бурлила во мне, превращая в прах самые утонченные радости. Агония целой нации показалась бы мне слишком малоценным даром, чтобы утешить, послужить компенсацией того, чего я не имею! И я постоянно экспериментировал, вызывал, расспрашивал, торговался — до тех пор, пока наконец не понял, что для того, чтобы достигнуть большего величия, мне сначала надо потерять все, что имею. И я сделал последний шаг, самый великий. Я сбросил свои оковы. Я оставил Сердцевину и пустился вплавь по течению времени, в постоянном поиске некоего более тесного, глубокого, более полного союза со смертью. Я искал — и нашел! Среди самих Невидимых я нашел одного, вечно жаждавшего господства над остальными, над более широким миром — и, наконец, над всеми мирами, которые только возможны. И все же даже он не мог этого достичь, во всяком случае один. Его сила была бесконечно больше моей, однако мой живой ум — вот чем он был обделен. До тех пор, пока не пришел ко мне и не соединился со мной, влился в мое пустое сердце. Я нашел — и впервые в моей долгой жизни я почувствовал вкус свершения! Я был наполнен до самых глубин, я был завершен, более чем завершен!