Наездницы - Энтон Дисклофани

Джорджи поднял на нас глаза. Его рот был окровавлен, а на лице застыло выражение ужаса. Я сместила свой вес в седле, чтобы пронестись прямо между братом и кузеном. Саси летел стрелой, я никогда не ездила на нем так быстро, апельсиновая роща слилась в сплошное мутное пятно. Во рту у меня горчило. Возможно, это был вкус страха.

Я не разделила их, как надеялась. Джорджи запаниковал и бросился прямо перед нами к Сэму. Он подумал, что я хочу его сбить. Он думал, что рядом с Сэмом будет в безопасности. Он не знал, что лошадь на это не способна. Лошадь скорее останется в горящем здании, чем затопчет человека. Саси споткнулся. Его копыто за что-то зацепилось. Я сообразила, что это камень, на котором сидел Джорджи. В это мгновение я увидела, как Сэм поднял винтовку и прикладом ударил Джорджи в висок. Саси удержался на ногах. Он несся с такой скоростью, что его было невозможно остановить. Я изо всех сил натянула поводья, но Саси превратился в живой электрический провод, поэтому я соскользнула с него на ходу и сильно ударилась о землю.

Я вскочила и увидела Джорджи. Сэм тряс его за плечи, как будто он был куклой. Я видела, как болтается голова Джорджи, я видела, что с ним что-то не так.

– Сэм! – закричала я. – Ты его убьешь!

Сэм как-то странно посмотрел на меня, и я поняла, что он в шоке. Я не была в шоке и заметила, что его лицо в крови. Кровь, подобно краске, покрывала его щеки и шею. Джорджи тоже был окровавлен, как и земля вокруг него. Крови было так много! Я никогда не видела столько крови, но мне пришло в голову, что отец наверняка видел и наверняка знает, что делать.

Я махнула Сэму, подзывая его к себе, и он подбежал, расхлябанно, как ребенок, болтая руками и ногами.

– Беги за отцом, – сказала я. Вокруг его рта блестела слюна. – Беги за отцом, – повторила я.

Пока Сэм бегал домой, я оставалась с Джорджи одна. Я отвела волосы с его лба. Его кожа была очень горячей, а в волосах запеклась кровь. Сэм ранил нашего кузена прикладом своей винтовки, винтовки, которую он еще ни разу не поднял на живое существо.

Я опустилась на колени и попыталась немного привести его в порядок. Я расправила его рубашку и носовым платком промокнула кровь с губ. Но его рот все равно оставался слишком красным, и поэтому я запрокинула назад его голову и провела платком по его зубам. Когда я все это сделала, он стал выглядеть немного лучше. Я снова убрала прядь волос с его лба. Он дышал, и я не удивилась бы, если бы он открыл глаза и улыбнулся мне, как будто событий прошлой ночи не было. Но если бы он открыл глаза и улыбнулся, я не смогла бы улыбнуться в ответ. Я не смогла бы сделать вид, что ничего не произошло.

Со стороны дома раздался чей-то крик – мамы или тети Кэрри, различить было невозможно. Я заметила винтовку Сэма, которая лежала рядом со мной. На ней было немного крови, и я бездумно вытерла ее о свои бриджи, которые и без того были в крови, и швырнула в сторону, стараясь забросить как можно дальше, но далеко не получилось.

Джорджи по-прежнему лежал без движения, когда появились мой отец и остальные взрослые. Я держала его за руку, и отец на секунду задержал на мне взгляд, прежде чем вытолкнуть из круга, который уже образовали вокруг Джорджи взрослые – мама, отец, тетя и дядя.

Сэм смотрел на меня. Повинуясь внутреннему побуждению, я взяла его за руку, но он ее вырвал. Его глаза остекленели. Казалось, он меня не знает.

– Сэм? – тихо позвала я.

Я пыталась не обращать внимания на взрослых, а сосредоточиться на окровавленном лице брата.

Он мельком взглянул на меня, а потом опустился на корточки, обхватил руками колени и начал раскачиваться взад и вперед. Я присела рядом с ним и положила руки ему на плечи. Он снова посмотрел на меня так, как будто не узнавал. И тут мне захотелось умереть. Я хотела, чтобы Сэм меня ударил винтовкой по голове.

Мама вышла из круга и подошла к нам. Она посмотрела на Сэма, потом на меня, потом снова на Сэма. Она наклонилась и схватила нас обоих за руки выше локтя, как она делала, когда мы были детьми, меня за правую, а Сэма за левую. Как будто мы были одним человеком. Она наклонилась еще ниже, чтобы посмотреть нам в глаза. Это тоже напомнило мне детство.

– Идите к себе, – прошептала она, обдав дыханием наши лица.

Она сильно стиснула наши руки, сквозь тонкую ткань вонзив ногти в кожу, но мы ничего не сказали. Сэм, казалось, вообще ее не замечал, а мама, похоже, не замечала, как странно выглядит Сэм.

– Идите, – снова прошептала она и отпустила нас, одновременно кивком указав в сторону дома.

Сэм встал, и я смотрела на него снизу вверх. Я потерла руку в том месте, где мама держала меня. Сэм пошел прочь. Он покачивался, и его походка была неровной. Но потом он обернулся и уставился на меня. Я отвела глаза.

– Теа, – произнес он. – Теа, Теа, Теа.

Он, как одержимый, твердил мое имя. Он был не в себе.

– Прекрати! – закричала я. – Прекрати сейчас же!

Я зажала уши руками. Когда мы были маленькими, он так делал, желая меня подразнить. Я терпеть не могла, когда он так делал, когда превращал мое имя в серию бессмысленных звуков, нанизанных друг на друга. Я почти забыла об этом. Он не поступал так уже много лет.

И тогда он замолчал и застыл с открытым ртом. Я отчаянно хотела сказать что-то еще, но знала, что все слова будут бессмысленными. Сэм указал куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела Саси, который стоял у входа в конюшню. Его бока тяжело вздымались. Я совсем о нем забыла. Я подошла к нему, взяла за повод и погладила по шее. Я смотрела, как скрывается в доме изящная фигура моего брата. Я не могла отвести Саси в конюшню в таком состоянии. У него начались бы колики и он бы умер. Я водила его вокруг манежа, когда вдали показался дядя Джордж, за которым шли остальные взрослые. Он нес на руках своего сына, своего неподвижного, тяжело раненного сына.

– Он умер? – взвизгнула я. – Он умер?

Мама поспешно подошла ко мне. Она остановилась у ограды.

– Нет, – то ли прошептала, то ли прокричала она, – нет, он не умер. Но он ранен. Что случилось, Теа?

Я молчала.

– Теа, – повторила она, и в ее голосе я уловила сочувствие, которого не заслуживала.

Я знала, что могу на него рассчитывать в последний раз. Когда она снова заговорит со мной, ее голос будет уже совсем другим.

Она не могла стоять возле меня вечно, и когда остальные взрослые прошли мимо нас, она присоединилась к ним. Я уткнулась лицом в лоснящуюся шею Саси. Я ощущала лбом его пыльный пот и старалась не смотреть на своего кузена.

Я сидела на кровати с письмом в руке. Меня ожидал мистер Холмс. Я понимала, что, если я задержусь еще дольше, он начнет волноваться.

Я коснулась надписи на конверте. «Теодоре Атвелл, – гласила она. – Конный лагерь для девочек Йонахлосси». Письма, которые присылала мне мать, были написаны на скорую руку, и она никогда не называла меня Теодорой. Она сообщила мне, что собирает все наши вещи, что она, отец и Сэм какое-то время будут жить в отеле, пока не подыщут новый дом, что отец уедет раньше, чтобы заняться организацией своей практики. Полагаю, я радовалась этим письмам и тому, что она готовит меня к новой жизни. Это позволяло мне представить себе их жизнь, живя собственной жизнью здесь, в лагере. Она подразумевала, хотя ни разу не сказала об этом прямо, что я буду жить в этом новом доме в Орландо вместе с ними.