Б.Р.Е.Н.Д. Повод для убийства - Лидия Орлова

– Еще чего… Позвольте мне самому решать, Марина Петровна. – В словах Суржикова чувствовалось и элементарное упрямство, и детская готовность играть в опасные игры, и решимость профессионала, стремящегося получить лихую дозу адреналина за то, что он умеет делать лучше других.

– Не будем препираться, – заявил он, почувствовав свое преимущество. – Завтра к вечеру я передам вам этот текст… Кстати, Марина Петровна, почему вы решили, что подвергаете риску только меня? Вы сами рискуете куда больше!

– Я уже говорила вам – это мои проблемы… – ответила Марина. – И все-таки подумайте еще, Михаил, я ни на чем не настаиваю…

– Подумал, Марина Петровна, – ответил Сужиков. – Не так часто мне предлагают написать о том, что я на самом деле думаю… До завтра.

Он отключил трубку, словно боялся продолжать разговор. Поставил точку там, где хотел.

«Ладно, пусть пишет, – решила Марина. – Может быть, все мои страхи напрасны и преждевременны, и ни мне, ни Суржикову бояться нечего…» Марина успокаивала себя, но все же не была уверена в том, что поступает правильно, заказывая рискованную статью Суржикову. «Но почему я считаю для себя долгом чести разоблачить негодяев, а Суржикову отказываю в этом праве?» – Она продолжала думать об этом, хотя уже пора было заняться другими делами.

Марина и предположить не могла, что за какие-нибудь два дня они справятся со всей этой работой. Материалы были написаны, отредактированы, снабжены иллюстрациями и отправлены в редакции, с которыми удалось договориться – и с помощью Азарова, в том числе. Опубликовать заметки о Павле Ершове должны были на следующей неделе, но чуть раньше – в выходные дни – первая информация должна была появиться в интернетовских сводках новостей и на сайтах моды. Аврал закончился, оставалось только ждать.

Редакция спокойно занималась текущим номером, посвященном стилю жизни современных успешных горожан. Редакторы ходили на презентации, показы новых коллекций, словом, жизнь вернулась в спокойное привычное русло – хотя бы на эти несколько дней.

Игорь куда-то в очередной раз исчез. Звонить-то он звонил, но у Марины не появлялся. И к себе не звал, Марина, правда, и не напрашивалась в гости. Понимала – занят, значит, работа срочная, и, судя по тому, что он о ней ничего не говорит, связана она с какой-то тайной, о которой Марине знать не полагается. Такое уже случалось в их отношениях. Раньше Марина очень нервничала, обижалась, даже ревновала. Однажды она приехала к Игорю без предупреждения – ключи от его квартиры у нее, конечно, были. Игорь разволновался, бросился собирать со стола какие-то бумаги, записи, распечатки… Он был очень расстроен и объяснил ей – ситуация-то была дурацкая! – он разрабатывает план некой PR-компании, о которой ей, Марине, рассказывать не имеет права.

«И что же тут такого секретного?» – удивилась она. «Боюсь, ты меня не поймешь, – ответил он. – Сочтешь, что я циник, манипулирую людьми… Но таков PR – борьба без правил! Не волнуйся, это только бизнес, ничего больше…» «Боишься, что узнаю твои секреты?» – сказала ему Марина. «Упаси бог, – с горячностью ответил Игорь. – Боюсь, что потеряю твое уважение…» «А если я не буду знать, чем ты занимаешься, ты будешь считать, что все делаешь правильно?» «Так я и предполагал! – воскликнул Игорь. – Даже не зная ничего, ты уже лезешь в бутылку…» «Потому и лезу, что не знаю…» – парировала Марина. Она тогда ушла, взбешенная, что называется, хлопнула дверью…

Они, конечно, вскоре помирились, но Марина боялась повторения размолвки и больше никогда не приходила к Игорю, когда он работал.

Никак не проявлял себя и «Эндшпиль». Серегин не звонил. Рябинкин общался исключительно по телефону, должно быть, раны залечивал. Миронов корпел в редакции – шла верстка номера, и он работал над разделом «Подробности», пытаясь найти новую форму подачи. Слуцкая собирала текущий и планировала следующий номер. Все шло своим чередом.

Марина вспомнила о Лизе Смирновой-Мишиной, своем заме. Она что-то там делала в редакции, заходила к Марине ненадолго, исключительно по делу. А Марине захотелось поговорить с ней, пообщаться. «Вечерами сидит дома одна, – подумала Марина. – Как я, когда Игорь занят». Она позвонила ей, пригласила поужинать. Но Лиза неожиданно отказалась, сославшись на то, что у нее важная встреча. Чтобы смягчить ситуацию, Лиза зашла к Марине с объяснением, но это показалось Марине еще более обидным, чем их разговор по телефону. Она поехала домой, в свою пустую квартиру, чувствуя себя никому не нужной и одинокой.

Как ненавидела она такие вечера! Вынужденное бездействие, ожидание, молчащий телефон… Она чувствовала себя отторгнутой миром, никому не нужной, забытой даже теми, кого она любила и кто, как ей казалось, неравнодушно относился к ней. Если бы было лето – ну, не зима, во всяком случае! – она бы села за руль и поехала по Москве, не зная куда. Движение успокаивало ее, а в пробках она стояла даже с каким-то странным удовольствием – по крайней мере вокруг нее в автомобилях были люди, и она не чувствовала себя фатально, безнадежно одинокой. Зимой она не получала радости от подобных поездок, ее тянуло в тепло, к очагу, камину. Но камина не было, а очаг, семейный очаг, ей разжечь, судя по всему, так и не удалось.

Марина подумала: может, сварить что-нибудь вкусненькое? Пирог испечь? Приготовить лазанью? Рыбу пожарить? Рыбу она любила. Но мысль о том, что никто не разделит с ней вечернюю трапезу, снова привела ее в уныние, и она, сделав пару бутербродов и налив себе чашку чая, устроилась в кресле перед телевизором.

Смотреть, как всегда, было нечего – или ничто не отвечало ее настроению. Фантастику она находила слишком «картонной»: так называемые спецэффекты казались ей – за редким исключением – детскими страшилками. Психологические триллеры ей нравились, но все, достойное внимания, она уже видела, к тому же эти фильмы были у нее на дисках – только поставь. А ставить не хотелось. Перебрав несколько программ, Марина попала на какое-то телешоу, из тех, что не снимают за полгода до эфира, а проводят как бы в оперативном порядке, чтобы обсудить события или проблему, возникшую в последние дни. Обычно темой обсуждения была политика или политики, но на сей раз, похоже, речь шла о том, как относиться к моде, к гламуру и к экстравагантной роскоши, которая почему-то очень нравилась режиссерам телевизионных программ. Марина понимала, что им нужна была яркая, запоминающаяся картинка, но при этом ускользал смысл новых модных тенденций, которые обычно к показному шику отношения не имели. Хорошо продавались и становились по-настоящему популярными вещи спокойные, многофункциональные, рассчитанные на среднего обывателя, занятого работой и простыми домашними хлопотами. Нездоровый интерес к роскоши, подогреваемый средствами массовой информации, свидетельствовал лишь о том, что людям очень хочется знать, как живут и как одеваются те, у кого много денег. «Мечтать не вредно, а рейтинг растет», – заключила Марина, не слишком углубляясь в эту тему. Гламур обсуждали, похоже, давно.

– Поймите, люди, жизнь у нас одна и прожить ее надо красиво! – кричала дама с пышной грудью, выставленной на всеобщее обозрение. Она то и дело поправляла белый меховой шарф, который призван был обрамлять ее голые плечи.