Последний мужчина - Михаил Сергеев

Гость спокойно и холодно смотрел на него. Затем, медленно поставив локоть на боковину кресла и опершись на кулак подбородком, задумчиво произнёс:

— А хочешь, разочарую? Не займет и минуты.

— Попробуйте, — устало проговорил Сергей.

— Но сначала вот о чём… Твой Толстой за несколько месяцев до смерти потерял память. Как прожил жизнь… что написал. Однако находился в полном сознании в настоящем. Принимал посетителей, общался с друзьями, вёл дневник.

— Я знаю, и что?

— А раз знаешь, — голос стал громче, — должен помнить его мысль, когда, осуждая себя за грубый разговор с гостем, сожалея, считал счастьем, что, не помня работы над собой в течение жизни, пользуется её результатом! А живет в безвременье. В настоящем! Так и писал! Ну что? Польза провал памяти или вред? Зло или добро? Я или Он?

Сергей был в замешательстве. Стараясь скрыть это, он тихо ответил:

— Мне нечего здесь сказать…

Собеседник удовлетворенно хмыкнул и, явно довольный ходом разговора, решил закрепить успех:

— А теперь ваша вера… в которой надежда твоя… Ответь мне, почему же однажды она не помогла? Вера?

Сергей с изумлением посмотрел на гостя. Их взгляды встретились. Было видно, что ни его удивление, ни убежденность в только что сказанных словах не смутили незнакомца. Будто читая мысли собеседника, тот спокойно изрёк:

— Ведь ангелы, прежде чем стать падшими, не просто верилив Бога. Они знали, что Он есть. Знали! И знают сейчас, но не возвращаются в лоно Его. И продолжают идти по пути, которым идут миллионы людей. Сегодня, как и тысячи лет назад. А это ангелы! Кто вы в сравнении с ними? Неужели мните сильнее? Не главная ли гордыня говорит в вас, в сравнении с которой остальные преступления ничто? Однажды человека изгнали за это из рая. Не в вашей ли уверенности в могуществе веры, во всемогуществе её главный грех? Ведь, согласись, знание сильнее веры. И даже оно не помогло. Отчего такая уверенность в противоположном? Почему лично ты считаешь, что в вере падение невозможно? Раз уже было? Ведь и Адам знал Бога, но нарушил запрет Его. Пожелав стать «как боги».

— Нет, он лишь принял плод из рук жены своей. Не ему, а ейпришлось по душе обещанное змием превращение в богов.

— Разве жен мало вокруг и сейчас? Разве поступки ваши не плод, подаваемый ими до сих пор? Разве не рвёте его уже из рук их? И разве люди не есть все вы вместе? А иудеи верят в твоего же Бога, но это не помешало им распять человека, которого христиане принимают как сына Его. — Гость опёрся руками о подлокотники и, наклонившись к Сергею, с решимостью произнёс: — История, которую написали профессора, — вовсе не перечисленные там войны, революции или крестовые походы, а история сплошных падений. Потому что каждый шаг ваш в луже крови. — Он принял прежнюю позу и, перейдя на доверительный тон, как будто никакого напряжения в их разговоре и не возникало, продолжил: — Так почему же не допустить, что и падения-то никакого нет, — голос стал доверительно мягким, — что это миф, иллюзия, продуманная логика учения? Почему вы, христиане, решили, что знаете секрет счастья? Разве не в евангелиях сказано, что лишь один из ступавших по земле знал глаголы жизни вечной? А вам оставил возможность поиска её. Слышишь? Поиска! Так пользуйся оставленным! Может, именно того и желал Он? Вон их сколько, ищущих! Масса оккультных, колдовских, спиритических забав. Парапсихологов, экстрасенсов… А всемирное Белое Братство — эзотерическое христианство с налетом йоги и индуизма? Каково? Я разрешил всё! Разве не желанная свобода упала людям прямо в руки?

— Он помолчал. — Полная каша, скажешь? Но вдумайся, вы называете церковь обществом верующих, а сектанты себя — обществом спасённых. Как отличить ересь от правды? Ведь ересью объявляют. А ты против «объявленности», не так ли? Целую главу настрочил. Вспомни костры инквизиции. Между прочим, ваших, христианских рук дело. А сейчас признано ошибкой. Так, может, и твои убеждения признают ошибкой лет через триста? Не обидно? Что молчишь? — гость внимательно посмотрел на собеседника и, чуть повысив тон, заговорил вновь: — Неужели не допускаешь условность апокалипсиса? Да разве же такуюучасть уготовил вам любящий Бог? И ад вовсе не там, в преисподней, а происходит здесь, в сердце каждого с его мучениями и страданиями. Не правда ли, заманчиво?! А главное, терпимо! Да ты и сам не раз слышал подобное. Ну же, поверь в мою помощь, пусть на время, пусть для того, чтобы проверить слова мои. А я уж не подведу — уберу промежутки! — Он протянул вперед руки и с уверенностью добавил: — Вдруг желаемое тобой достигается и другими путями. А не только одним. Допусти альтернативу. Сам же призывал не слушать ни тех, за океаном, ни своих. А лишь себя. Так следуй. Решайся. Ну же! — И видя замешательство Сергея, радостно добавил:

— Даже твой граф не считал Христа сыном Божьим! А Ветхий Завет называл историей чудесных событий и страшных злодеяний еврейского народа, его предводителей и самого Бога. Так что скажешь? Вот и одна из альтернатив.

— Обязательно скажу. — При этих словах гость недовольно поморщился. Сергей твёрдым голосом продолжил: — Он же утверждал, что в его круге нет более последовательного христианина, более убеждённого защитника евангелий, истинности Нагорной проповеди.

— Однако убеждённость не помешала порвать с церковью?

— Скольким бы сегодня не помешало жить, как он, — не отвечая на вопрос, заметил Сергей. — А с остальным разберёмся. Дайте время.

— Просишь?

С последним словом сидевший напротив выпрямился, вздохнул и некоторое время сидел молча, словно давая понять, что торопиться не намерен. На самом деле, как тут же убедился мужчина, того занимали отнюдь не праздные мысли.

— Время… Что есть время? — наконец задумчиво произнес гость. — Убери его, и обнажишь Слово. — Он вздохнул. — Если светила на небосклоне замрут и ты остановишь все циферблаты, что тогда назовёшь временем?

Настала очередь задуматься Сергею:

— Наверное… не знаю…

— Промежутки между вздохами?

— Положим… пусть промежутки…

Неуверенный тон хозяина квартиры несколько смутил задающего вопросы:

— Негусто… для образа-то и подобия, — угрюмо хмыкнул он. — Что вообще вы знаете о нём?

— Мне кажется, достаточно. Вчера, сегодня, завтра существуют в моем сознании, а значит, и время.

— Снова дни? Так они, как там… «текут уныло и похоже, а жёны стали шире в талии, а девки стали брать дороже»[3]. Это, что ли, в сознании-то? Не-е, оно — память о событиях… сотру воспоминания, исчезнет и время.

— Получается, всё зависит от меня? Ведь воспоминания умирают вместе с телом… Я понял! Вытесняются моей обратной проекцией! Она живет мгновение, ни до и ни после, но зато каждое! А с потерей памяти уходит и время… остаются одни мгновения. Проекция, то есть настоящий я живу всё больше и больше вне времени?