Тесей - Сергей Быльцов

у них месячных, а жрецы стали допытываться по очереди у восьми юношей, стоящих перед Тесеем, чисты ли они перед властительными подземными богами, не проливал ли кто-нибудь из них кровь родственников и не прикасался ли к покойникам.

Тесей пребывал в большом беспокойстве. Больше всего его пугала неопределенность. По рассказам критских изгнанников и бывавших на острове ста городов моряков, прибывшую в качестве живой дани афинскую молодежь должны были сначала поместить на Бычьем дворе, где бы они регулярно тренировались для участия в бычьих плясках, которые являлись одновременно и священным ритуалом и главным развлечением критян. Тесей надеялся на Бычьем дворе многое узнать и подготовиться к встрече с чудовищным Минотавром, если он действительно существует в Лабиринте или в каком-то другом помещении.

— Ничего доподлинно я не знаю о нравах и обычаях Крита. Говорили, что Бычьи пляски очень важны для критян, и 14 афинских подростков нужны именно для этого ритуала и развлечения, на котором ставят ставки, проигрывая и выигрывая целые состояния. Этот мерзкий боров Тавр своим появлением в гавани и приставанием к девушкам нарушил все мои планы. Теперь я у них на особом учете, он что-то сказал обо мне охранникам, а те — жрецам. Кажется, он распорядился отправить меня не на Бычий двор для тренировок и плясок, а сразу в Дом Минотавра, где я должен погибнуть в пасти чудовища или от голода, заблудившись и не найдя выхода из тюрьмы — Лабиринта… Сейчас у меня будут спрашивать, чист ли я перед богами и что же мне лучше ответить?! Правду сказать или солгать, придав искренность голосу и честность взору? Все наши девушки девственны, а юноши, насколько я знаю — чисты и, как я понял, они завтра будут направлены на Бычий двор, а пока помещены в охраняемые помещения… Меня же скорее всего, если я чист, могут сразу кинуть в Лабиринт, как священную жертву божественному чудовищу, если же — нет, то меня должны прежде очистить… так или нет? И как они поймут правду я говорю или нет? — Конечно, у них есть бежавшие из Афин изгнанники, и потом многие критяне постоянно плавают в Аттику по торговым делам…

Так мучительно колебался и задавал себе вопросы Тесей, мысленно разговаривая со своим милым сердцем. Когда очередь дошла до него, юный герой решил отвечать честно и сказал:

— Я осквернил себя убийством двух своих братьев на Истмийской дороге, проходящей между двух морей. Оба они были разбойниками и злодеями.

Жрецы, услышав Тесея, пошли в соседнее помещение, как ему показалось — для проверки его слов или для совещания, и он стал кричать им вдогонку:

— Пройти очищение от скверны убийства родичей я не успел. Подоспела пора отличившейся в акробатике молодежи ехать сюда, а я — один из лучших прыгунов через быков…Можете проверить, что я — Тесей — сын афинского владыки Эгея, а рос я в Трезене и там стал лучшим бычьим плясуном — прыгуном.

Жрецы совещались не долго. Появившись, они сразу повели Тесея к главной жрице, чтоб пройти обряд очищения от скверны кровных убийств.

121. Жрица Кносского дворца Ариадна

Главная жрица оказалась совсем юной. Возбужденному близкой опасностью Тесею показалось, что с нежного смуглого тела ее и из больших глаз с фиолетовыми зрачками свет изливался божественный, озаряя все вокруг таинственной неземной красотою.

Когда главная жрица увидела обнаженного Тесея, которому оставили одну лишь корону Фетиды, ее ни знавшая повязок высокая не по-девичьи округлая грудь с торчавшими кверху темно розовыми сосками стала вздыматься крутой волною. Тесей был красив лицом как божественный Аполлон, имел в меру широкие, но мускулистые рельефные плечи и тонкую как у девушки талию. Юный герой снял с головы поднятую с дна в гавани корону и почтительно предложил ее жрице с такими дышащими искренностью словами:

— Прими эту корону, как признание твой божественной власти и красоты и больше ее не теряй.

Когда глаза юного героя и еще более юной жрицы встретились, они оба вздрогнули, словно пламенная молния пронзила их тела одновременно.

Тесей стал мужчиной в 13 лет и оставил в славном Трезене немало внебрачных детей. В Афинах тоже редкую ночь он проводил в одиночестве. Юноше стоило больших усилий не воспользоваться дарами девства пятерых (две были заменены юношами) девушек, с которыми он отправился на Крит. Однако то, что происходило с Тесеем сейчас, он испытывал впервые в жизни. Его сердце бешено билось, он с трудом соображал, что происходит вокруг. Он ничего не видел пред собой кроме главной жрицы — старшей дочери Миноса Ариадны. Была ли это любовь с первого взгляда или его просто охватило неистовое возбуждение от близкой смертельной опасности он сам не знал и думал при этом не о любви, а о Минотавре, которого ему было необходимо во что бы то ни стало убить. От Ариадны зависело его ближайшее будущее и потому он пожирал ее влюбленными глазами, что было не трудно потому, что она была необычайно красива.

Ариадна в первый момент не могла понять, что ее больше поразило: корона морской богини, потерянная ею во время плаванья на священном судне в прошлом году, или этот прекрасный юноша, похожий ликом на лучезарного Аполлона. Дочери Миноса и Пасифаи было легче скрывать охватившее ее непривычное волнение потому, что она должна была совершить обряд очищения от скверны убийства. Жрец мощного телосложения взмахнул над головой привязанного теленка обоюдоострой секирой и почти совсем отрубил ему голову. Ариадна обагрила кровью жертвенного теленка свои руки и руки Тесея, как бы вымывая с его рук кровью животного человеческую кровь, пролитую героем ранее.

После очищения кровью Ариадна, как главная жрица, повелительным взмахом ладони приказала всем отойти и, оставшись у алтаря Зевса вдвоем с Тесеем, тихо спросила у него кто он и откуда у него ее золотая корона. Тесей постарался придать себе вид, что он совсем заворожен ее телесной красотой и ореолом душевной чистоты и с томном взором в голубых, как летнее небо, глазах ответил, что его мать — трезенская царевна Эфра, дочь царя Питфея, смертный отец — афинский царь Эгей, а божественный отец — Посейдон; корону же он нашел на дне моря в кносской бухте, и это замысел Мойры.

Тут Тесей услышал, как кто-то назвал главную жрицу Ариадной и, вспомнив, что ему предсказал жрец в храме Аполлона — Дельфиние, тихо, так, чтобы слышала только она одна, сказал, стараясь придать голосу еле сдерживаемую страсть:

— Ты прекрасна, словно сама Афродита, никто на земле