Апостол зла - Фрэнсис Пол Вилсон

— Что? — нетерпеливо спросила Лизл. Она чувствовала себя преданной, подкошенной и абсолютно беспомощной. Если Рафу известен выход, она с ним согласится.

— Пойдем со мной.

Он взял ее за руку и повел через улицу к: многоквартирному дому. Она сразу узнала его.

— Домой к Эву? Зачем мы туда идем?

— Просто поверь мне. Увидишь.

Воспользовавшись дубликатами ключей Эва, он провел ее в подъезд и наверх к квартире.

— Это не слишком рискованно? Я хочу сказать, он может вернуться в любую минуту.

— Обычно такие собрания тянутся добрых два часа, а то и больше. — Он отпер дверь и привел ее к кухонному столу. И там повернулся и посмотрел ей в глаза. — У нас полно времени.

— Для чего?

Раф полез в карман куртки и вытащил тоненькую стеклянную пробирку.

— Вот для этого.

Она взяла ее, посмотрела на свет. Лабораторная пробирка, наполненная прозрачной жидкостью. Похоже на воду, но Лизл знала, что там не вода. Она вдруг встревожилась.

— Что это, Раф?

— Вытащи пробочку и понюхай.

Она так и сделала. Запах был очень слабый, слишком слабый, чтобы его распознать.

— Я не знаю...

— Этанол. Чистый спирт. Почти без запаха, почти без вкуса, если смешать его с фруктовым соком.

— О нет, — сказала она, чувствуя спазм в желудке, — может быть, чтобы ты серьезно...

Раф пошел к холодильнику и вернулся с открытым картонным пакетом апельсинового сока на полгаллона. Водрузил его на середину кухонного стола.

— Я никогда в жизни не был таким серьезным. Вылей ее сюда, Лизл.

— Нет. Я не могу так поступить с Эвом!

— Почему нет?

— Потому что для него это яд!

— Здесь всего одна унция, Лизл. Две столовые ложки.

— Не важно. Даже капля может вызвать в мозгу химическую реакцию и сбить его с ног. Мы можем толкнуть его в настоящий запой.

Раф пожал плечами.

— Если ему захочется этого, значит, так тому и быть.

— Раф, это не связано с тем, чего ему хочется, — он не сможет себя контролировать!

— Если он Высший, он должен уметь себя контролировать. Если он один из нас, он должен суметь стряхнуть с себя две столовые ложки этанола и устоять на ногах. Если он справится, будет, возможно, достойным высокой должности. А если нет...

— Мы можем разбить ему жизнь.

Раф покачал головой.

— Это звучит несколько мелодраматично, тебе не кажется? Он знает свою проблему. Он уже один раз справился с ней. Даже не будучи Высшим, может справиться еще раз. Но если запьет, это откроет глаза Мастерсону — а заодно и факультетской администрации — на достоинства человека, которого они продвигают по службе вместо тебя.

— Это нечестно, Раф.

Взгляд Рафа стал ледяным, суровым.

— Нечестно? А что честна? Ты играешь по правилам, отдаешь все свободное время статье, надеешься попасть в яблочко, тогда как выбор уже сделан. Ты что, не слышишь как Эв ходит к Мастерсону и ноет: «Вы же не собираетесь в самом деле отдать ей эту должность, правда?» Тем временем ты обращаешься к Мастерсону за советами, а он думает какая же ты идиотка! Не говори мне о честности, Лизл!

Он открыл пакет с соком и подтолкнул его к ней.

— Лей.

— Может, я лучше сама выпью — штук пять таких пробирок мне бы сейчас пригодились.

— Никаких наркотиков, Лизл, — сказал Раф, наклоняясь к ней и шепча прямо в ухо. — Ничего, что способно облегчить оковы, которыми сковали тебя такие, как Сандерс, Мастерсон и твои родители. Ты должна ощутить тяжесть этих оков, Лизл, и вырваться, разбить их на куски, чтобы они не держали тебя на одном месте. Ты должна стать сильной, должна отшвырнуть все сомнения и сожаления. Никогда не заботься о внешних эффектах своих поступков. Ни каких оправданий — «это действие наркотиков», «влияние алкоголя»... Должна оставаться ты, и только ты — ничто не должно стоять между тобой и твоими поступками. Ты должна быть гордой, Лизл. Никакого стыда. Никогда.

Открытый пакет стоял перед ней. Она пыталась рассуждать холодно, рационально, но мысль о том, что Мастерсон поощрял ее писать статью, хотя сам уже принял решение, вызывала яростный гнев, который начинал клокотать в ней. И Эв — Эв принимал в этом участие.

Она со стоном опрокинула пробирку в пакет.

— Вот так! — хрипло шепнул Раф.

Он взял пакет, закрыл и взболтал содержимое. Потом поставил его в холодильник.

— Пошли, — сказал он, поворачиваясь к Лизл и вынимая из ее пальцев пустую пробирку.

Лизл стояла не двигаясь, чувствуя себя онемевшей и слабой.

«Что я наделала?»

Раф взял ее за руку, и она позволила увести себя из квартиры, по лестнице, к машине. Шла как во сне.

— Я хочу вернуться, — сказала она. — Давай выльем этот сок в помойку и обо всем забудем.

— Нет, Лизл. Помни, что я тебе сказал. Никаких сожалений, никакой оглядки. Мы живем по своим правилам. Мы отвечаем только за себя.

— Вот что меня больше всего пугает.

— Ты увидишь, — пообещал Раф, заводя машину и вливаясь в поток транспорта. — Это поставит тебя в центр событий. Ты прошла испытание огнем. Ты сбросила еще несколько цепей. Теперь пришел черед испытаний для Эверетта Сандерса. Теперь он получает шанс доказать, кто он такой. — Он потянулся и погладил руку Лизл. — Я так горжусь тобой.

— Правда?

— Да. Невероятно.

«Тогда почему мне так стыдно?»

Весь день Эв чувствовал себя странновато. Немножко сонным, немножко возбужденным. Нервным. На пределе. Как будто бы в некой летаргии и все же слегка на взводе. Непонятно взбодренным и в то же время окутанным аурой неотвратимой опасности.

Сидя за столом в кабинете, глядя на позднее дневное солнце, льющееся в окно, он пытался разобраться в сложном конгломерате симптомов, мучивших его после выхода нынче утром из дома. Но сегодня ему трудно в чем-либо разобраться. Способность сосредоточиться, обычно весьма сильная, покинула его.

Тревожно и непривычно. Бросает то в жар, то в холод. Кажется, что сердце выскакивает; он несколько раз принимался считать пульс, и выходило около девяноста — для него многовато, но ничего экстраординарного. Он подумал, что это, наверно, вирус — в конце концов, февраль на дворе, время гриппозное, — направился в медицинский пункт, однако температура оказалась нормальной.

Упал сахар в крови? Может быть, у него диабет? Не похоже. Он позавтракал, как всегда, апельсиновым соком, тостами с обезжиренным маргарином, орешками с обезжиренным молоком и кофе; на обед съел обычный салат из тунца с ржаным хлебом, как каждый четверг. С чего бы упасть сахару? Может быть, дело в кофе? Может, накопившийся за долгие годы кофеин с двадцати чашек в день сделал наконец свое дело? Он не мог придумать ничего другого, что повергло бы его в подобное состояние.