Шанхай. Книга 1. Предсказание императора - Дэвид Ротенберг

Спектакль шел уже пятый час, но только подбирался к развязке четвертого из своих семи актов, когда в высокогорной расщелине семье, присоединившейся к Принцессе и Слуге в их странствиях, угрожает Обезьяний царь. Слуга должен сделать выбор между долгом хранить и оберегать Принцессу и долгом человека, призывающим его вступить в противоборство со злодеем и постоять за беззащитную семью. Для выражения внутреннего конфликта, происходящего в душе Слуги, был найден самый что ни на есть неожиданный способ: он жонглировал булавами и одновременно пел.

Во время следующей сцены зрители снова повскакивали на ноги, но уже не для того, чтобы рукоплескать или рыдать. А от страха. На сцене появился Лоа Вэй Фэнь.

Никогда прежде им не приходилось видеть того, что продемонстрировал он в роли Обезьяньего царя. Да и не только им. Такого не доводилось видеть еще никому в Срединном царстве. И то, как он прыжком появился на сцене, и то, как мчался по ней, чтобы схватить ребенка, и то, как утащил женщину на вершину горы, — все было совершенно уникальным, той самой точкой, где искусство и реальность сливаются воедино.

Сказительница с изумлением смотрела на юношу. Лоа Вэй Фэнь сделал большие успехи, поднявшись от формы к ощущению содержания. Но то, что он сейчас вытворял, и актерством-то нельзя было назвать. Между актером и его ролью практически не было дистанции. Опасность казалась реальной потому, что она была подлинной. В сотый раз Сказительница пожалела, что не потребовала предоставить ей больше информации об этом странном мальчике-мужчине, когда мать просила включить его в труппу.

Его игра была пугающей, гротесковой и удивительно красивой. Чтобы усилить эффект, Сказительница изъяла все диалоги. Обезьяний царь в исполнении Лоа Вэй Фэня не издавал ни звука, но музыка и неподражаемая убедительность его движений поднимала исполнение на совершенно новый, гораздо более высокий уровень. Опасный уровень, который одновременно притягивал и пугал Сказительницу.

Прислонившись спиной к столбу, она наблюдала развязку сцены. Насилия никто не ожидал, и оно стало тем, что про себя Сказительница определила как «запланированный экспромт». Когда зрители благодушно расслабились, Обезьяний царь совершил внезапный смертоносный прыжок.

От неожиданности Небесный Царь сначала откинулся назад на своем величественном троне, а потом и вовсе вывалился из него. Его ноги соприкоснулись с землей! Девушка, что отвечала за нижнюю часть августейшего туловища, поспешно опустилась на колени и тщательно удалила все комочки грязи, прилипшие к подошвам ее господина. Луна уже была высоко, и звезды раннего лета ярко блестели. «Брат Иисуса» поправил одеяния и, вскарабкавшись на трон, снова уставился на сцену.

Последние дни пути по опаляющей пустыне едва не стоили Принцессе и Слуге жизни. Умирая от жажды, они дважды натыкаются на колодцы, и каждый раз те оказываются высохшими. Спасаясь от обжигающего холода ночной пустыни, они спят обнявшись. Но не только для того, чтобы согреть друг друга своим теплом. Они стали любовниками.

Сказительница была весьма довольна результатом своих трудов. Она потратила немало усилий и расположила события в такой последовательности, чтобы они привели к задуманному результату. Поэтому происходящее на сцене выглядело органично и естественно. Так же естественно, как жест мужчины, открывающего дверь перед женщиной и пропускающего ее первой.

По мере того как приближается конец акта, главные герои начинают спотыкаться, не в состоянии идти дальше. Они даже подумывают о том, чтобы просто лечь рядышком на песок и позволить стервятникам, кружащим в небе, сделать свое дело. Однако чувство долга Принцессы по отношению к отцу заставляет их продолжать путь.

Вскоре торжественный хор духовых инструментов и цимбал возвещает о прибытии всадников Царя Запада. На сцене появляются все сорок актеров труппы, одетые солдатами и сжимающие в руках ветки бамбука, которые должны указывать на то, что они скачут на лошадях. За этим снова следует сложный и якобы хаотичный танец, и вот путешественники уже находятся в покоях Царя Запада.

Принцесса кланяется: «Мой господин и муж, могу ли я представить вам человека, который вел меня на протяжении всего пути от двора моего отца?»

«Довольно!» — кричит владыка Запада. Душа и помыслы девушки ему безразличны, и он приказывает отправить Принцессу в дом наложниц. Но когда ее выводят, она пытается бросить еще один, последний взгляд на Слугу.

Опера заканчивается немой сценой. Все актеры замирают, и под звучание единственной тоскливой ноты эрху из глубины сцены выплывает Принцесса. Она останавливается перед Слугой и поднимает руки. Затем, наклонив перья головного убора к губам, изгибает спину и испускает крик, звучащий на добрую терцию выше тонкоголосой эрху. Старинная скрипка достигает той же ноты, но голос Принцессы достигает квинты. Сердце девушки будто рвется наружу. Звук эрху преследует ее. Так они соревнуются до тех пор, пока внезапно разом не умолкают, словно провалившись в бездну. А вместе с ними туда же проваливаются и слушатели.

Публика в едином порыве вскочила с мест и завыла от восторга.

Затем звучат цимбалы, и Принцесса останавливается перед Слугой. «Как нам быть теперь?» — поет она. Не глядя на нее, он отвечает: «Я возвращаюсь в восточные земли. Один». Немая сцена разрушается, и Принцессу уводят в дом наложниц. Для Царя Запада она не более важна, чем новая лошадь. А Слуга уходит в обратный путь, чтобы преодолеть две тысячи миль, унося с собой память о Принцессе, которая его любила.

Даже несмотря на то что наступила глубокая ночь, Нанкин не спал. Это было совершенно нехарактерно для тайпинов, но нынче они праздновали премьеру оперы «Путешествие на Запад». То был странный праздник. Мужчины и женщины, как и всегда, оставались отделены друг от друга, и никто не пил алкогольных напитков, поскольку высочайшими эдиктами, продиктованными волей Небесного Царя, те были объявлены вне закона. И все же город торжествовал. Хотя, возможно, более точным было бы выражение «город расслабился». На улицах происходило нечто напоминающее танцы, и музыка раздавалась там, где раньше не звучала, и люди оскорбляли слух властей, оглашая ночное небо криками радости.

После того как актеры оперной труппы были представлены Небесному Царю и его двору, им позволили принять участие в гуляньях.

В ту ночь Сказительница бродила по улицам чужеродного города, завешанным самыми разнообразными лозунгами. Одни призывали народ трудиться не покладая рук во благо брата Иисуса, Небесного Царя, другие предупреждали людей о тяжких последствиях, которые влечет нарушение законов Небесного царства, особенно тех, что связаны с раздельным существованием мужчин и женщин. Большие плакаты призывали граждан регулярно молиться и соблюдать Шаббат, но самые большие предостерегали от употребления алкоголя и опия. Эти запреты в Небесном царстве являлись наиболее строгими.

И все же люди выглядели вполне довольными и благополучными. В отличие от Шанхая на улицах Нанкина не было нищих и женщин с забинтованными ногами. Женщины, похоже, пользовались равными с сильным полом правами, являясь членами трудовых бригад и военных подразделений. Одежда их была скромной и, несмотря на теплый вечер, закрывала тело от шеи до пят. Все производство и торговля в стенах Нанкина контролировались тайпинским правительством, хотя за их пределами существовало и несколько частных предприятий. Иногда городская стена являлась задней стеной той или иной частной лавочки.