Вампиры замка Карди - Барон Олшеври-младший

Таким образом, Димку собирались искать со всей серьезностью и ответственностью, и не только потому, что таков был приказ — в мальчишке увидели шанс на собственное спасение.

…Не нравился Герберту Плагенсу его новый напарник, совсем не нравился. И раньше-то был он какой-то не такой, а теперь и вовсе… Молчаливым стал, задумчивым, и глаза всегда какие-то — никакие.

И оживился он подозрительно и странно, когда был получен приказ обыскивать развалины, глаза засветились, превратились из никаких — в сумасшедшие.

Герберт Плагенс не был аналитиком и не склонен был делать выводов из увиденного, и все равно он насторожился, глядя на вдохновенное лицо Вильфреда Бекера, в его потемневшие из-за слишком расширившихся зрачков глаза.

Разрушенная часть замка, судя по сохранившимся планам, была еще обширнее, чем жилая, и еще где-то под развалинами, по слухам, располагался то ли очень большой и сложно разветвленный подвал, то ли даже подземный ход, выводящий куда-то в лес.

Вот эти подземные части более всего и вызывали опасения, скорее всего, вся возможная нечисть пряталась где-то там.

На поиски мальчишки отправили далеко не всех солдат, которыми располагали. Всего-то человек десять, решив, что и этого будет вполне достаточно. Остальные остались охранять ученых и генерала — можно подумать, была от этой охраны какая-то польза!

Петер Уве был не прав, когда счел Вильфреда перепуганным до смерти, шарахающимся от собственной тени, и мертвецом уже при жизни.

Так было.

И вместе с тем, было совсем не так…

Просто в отличие от Петера Уве, Вильфред никому не рассказывал о том, что случилось с ним однажды, когда он стоял на посту у замковых ворот, о том, что вдруг переменило его так сильно.

До того он будто бы спал или бесцельно блуждал в плотном тумане, и вдруг — он проснулся, вышел на свет, в мир где краски ярче, звуки чище, а мысли правильны и просты.

…Темноволосая красавица возникла из ниоткуда, соткалась из воздуха, и Вильфред вздрогнул от неожиданности, увидев прямо перед собой бледное личико с правильными милыми чертами, большие черные глаза, светящиеся любопытством и удивлением. Ничем больше.

В ней не было ничего от чудовища, а между тем Вильфред знал, что это она смотрела на него горящими глазами той памятной ночью.

— Да, это была я, — произнесла она, прочтя его мысли и добавила удивленно, — Как странно, почему ты не послушался приказа?.. Твой напарник послушался, а ты нет…

Вильфред посмотрел налево и увидел, что Эрик Вейсмер, его обычный напарник и почти даже приятель, в самом деле как-то неестественно застыл, как будто уснул с открытыми глазами.

— Что с тобой такое?.. Хотелось бы знать…

Она протянула руку, коснулась его щеки холодными тоненькими пальчиками, заглянула в глаза.

Вильфреду и правда почему-то совсем не было страшно.

Как будто что-то сломалось в нем или перегорело. Когда? Он точно не знал, когда… Он вообще не знал, что ЭТО с ним случилось, до того мгновения, когда вампирица предстала перед ним, и он ее не испугался, как будто она и впрямь была просто милой девушкой… самой обыкновенной девушкой…

И ведь не то, чтобы он был уверен, что она не тронет его, сосем напротив — но почему-то ему было все равно.

Вильфред был свободен.

От всех и вся, от самого себя, от прошлого, от будущего, от памяти, от желаний, от навязанных ему правил и условностей.

— Когда страх вырастает до бесконечности, он пожирает сам себя, сказал Вильфред и улыбнулся вампирице, — Ты даже не представляешь себе, милая, как это здорово, когда от него не остается ничего.

— О-о да, — протянула она, как будто что-то вдруг поняла, получше заглянув в потемневшие глаза солдата, — Я не трону тебя… Пожалуй, лучше не стоит… Я выпью его, хорошо?

Она рассмеялась звонко, как колокольчик, кивнула в сторону по-прежнему изображавшего статую Эрика Вейсмера.

Вильфреду было совсем не жаль Эрика, почему-то даже напротив, ему приятно было видеть его смерть.

Почему бы? Как странно…

Вампирица позволила ему лицезреть свою трапезу, после, облизнув раскрасневшиеся губки, посмотрела на Вильфреда лукаво и попросила:

— Помоги отнести его к остальным. Он такой тяжелый, боюсь мне с ним не справиться…

Вильфред довольно легко поднял обмякшее тело, пошел вслед за красавицей, которая казалось не шла, а скользила по воздуху, то и дело оглядываясь, словно боясь, что он отстанет от нее по дороге.

Они шли какими-то коридорами, спускались куда-то, где было сыро и холодно, но Вильфред не чувствовал ни сырости, ни холода. И тяжести довольно грузного тела он тоже не чувствовал.

А еще он видел в темноте. В кромешной тьме, куда не попадало ни единого лучика света, он видел каждый камешек, каждую трещинку на камешке, мокриц, пауков и мышей лучше, чем он смог бы разглядеть их при ярком солнечном свете.

Вильфред вполне осознавал, что все это странно, но над природой этой странности размышлять не хотел. Скучно это было и ненужно… Теперь уже совсем ненужно.

В тот первый раз мертвецов в подвале было еще совсем немного, всего пять или шесть… Но с каждой ночью их становилось все больше, и они уже, признаться, начинали попахивать, несмотря на то, что в подвале было довольно прохладно.

Однажды, спустившись в подвал с очередным телом на руках, Вильфред почувствовал, что он и Рита на сей раз здесь не одни.

Он вскинул голову, посмотрел безошибочно туда, где тьма была особенно густой, поймал, устремленный на него таинственно мерцающий рубиновым взгляд.

— Я привела его, Хозяин, — сказала Рита, — Я сама его нашла… Это ведь он, в самом деле он?

— Может быть… — согласился Хозяин, выступая из темноты, приближаясь к Вильфреду, заглядывая ему в глаза, — А может быть и нет…

— Я — кто? — спросил Вильфред, с удивлением внимая странным словам о неком внезапно открывшимся для него предназначении.

— Жертва. — сказал Хозяин, — Рожденный человеком и воспитанный вампирами для служения себе.

— Я узнал, кто такие вампиры и поверил в них, только когда оказался здесь.

— Знаю. Но ведь в жизни порой случаются очень странные вещи. Правда, Вилли?

— Правда, — согласился Вильфред, — И эта правда состоит в том, что я не чувствую себя жертвой… Больше не чувствую. Совсем.

— Если останешься с нами, будешь живым человеком и вместе с тем, одним из нас. Ты будешь самым сильным из живущих.

— И вашей жертвой?

— Слугой. Наше время в этом замке кончается, пора переселяться в другое место, ты должен будешь помочь нам в этом.

— Я вправе отказаться. У меня ведь есть пока еще… свобода воли?