Шаги забвения - Светлана Рощина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это только девочки ходят аккуратно. А я – мужик и должен ходить прямо.
– Но ты же портишь обувь! – говорила я мужу.
– И что? Сношу эту пару, куплю другую. Это ты всю жизнь жила в нищете и привыкла беречь вещи. А я никогда не знал таких проблем. Родители мне ни в чём не отказывали. И я всегда знал, что если сегодня порву ботинки или брюки, то завтра родители купят мне новые. И ты можешь говорить мне всё, что угодно, но я не собираюсь менять свой образ жизни.
– Но теперь ты сам стал родителем, – старалась я объяснить мужу необходимость экономии. – И поэтому ты должен думать не о том, что тебе нужны новые ботинки, а о том, что они нужны твоему ребёнку.
– А разве у ребёнка нет матери? Вот пусть мать и думает о том, как бы заработать достаточно денег, чтобы иметь возможность покупать ребёнку новые вещи. А я же зарабатываю достаточно, чтобы содержать себя. И не указывай мне, куда я должен тратить свои деньги.
– Тогда тебе не следовало жениться и заводить семью! – отвечала я. – Потому что семья – это ответственность за тех людей, которые нуждаются в твоей помощи.
– А для чего, ты думаешь, я женился? Именно для того, чтобы ты заботилась обо мне и о детях. А для чего ещё ты нужна?
И хотя мне было очень неприятно всё это слышать, спорить с Андреем было бесполезно. У него на уме был только он сам и никто более.
Но в одном он был прав. Я, действительно, всю жизнь жила в нищете и потому носила одну пару обуви по семь-восемь лет, пока она не приходила в такую негодность, что ни одно ателье не бралось за починку.
И вот однажды подошва моих зимних сапог, которым было уже семь лет, треснула. А на дворе стоял февраль. И когда я выходила в этих сапогах на улицу, мне казалось, что я иду по снегу босиком. Мои ноги всё время были мокрыми и холодными оттого, что через треснутую подошву в них всегда забивался снег. И я стала болеть. Болеть беспрестанно. И тогда я решила показать мужу свою обувь.
– Посмотри, – сказала я Андрею вечером после работы. – Я не могу больше ходить в этих сапогах. Они совершенно не греют, и через трещину в них всё время попадает снег. Мне нужны новые сапоги, потому что в этих ходить невозможно.
– Но у нас нет денег на новую обувь! – тут же заявил муж.
– Но это не помешало тебе занять деньги и купить себе в прошлом месяце новые ботинки, хотя предыдущие были в приличном состоянии!
– Сравнила! Я – мужик! Я должен тратить деньги!
– А зарабатывать кто должен?
– Ты! Или ты думала, что я буду зарабатывать тебе на сапоги?
– Но сейчас экстренная ситуация. Я не смогу доходить до весны в этой обуви! Ты же видишь, моя простуда не проходит, потому что мои ноги всё время в холоде!
– Я сказал: у нас нет денег! Весна не за горами. Доходишь как-нибудь, – отрезал муж, не проявляя ко мне ни капли сочувствия.
Наверное, в этой ситуации мне стоило поступить так, как Андрей поступал всё время. Нужно было занять деньги у кого-нибудь из знакомых и купить себе новые сапоги. Но я думала лишь о том, что если через месяц мне придётся отдать большую часть своей зарплаты в уплату долга, то нам нечего будет есть, потому что Андрей опять потратит заработанные деньги на какие-нибудь личные нужды. И поэтому я добавила в сапоги ещё одну стельку и стала ходить в них дальше. Но, по счастью, в тот весна пришла рано, поэтому мне не пришлось долго геройствовать. А уж к следующей зиме я постаралась запастись новыми сапогами заранее, чтобы не пришлось мучиться снова.
Как же мне было обидно! В то время, когда я отказывала себе во всём, стараясь сэкономить, муж разбрасывался деньгами с такой лёгкостью, словно они были у него лишними. Так, однажды Андрей вернулся домой с работы и сообщил мне очередную новость.
– Сегодня мы с тобой опять налетели на деньги, – пережёвывая котлету, проговорил муж.
– Что опять случилось? – поинтересовалась я, чувствуя, что аппетит у меня пропал.
– Пришлось снова в долги влезать, чтобы купить Сошникову бутылку коньяка, – произнёс Андрей, продолжая уплетать ужин.
– А что именно случилось? Ты можешь мне по-человечески всё объяснить? – недоумевая, пыталась я выведать у мужа суть дела.
– Да мы с ним поспорили, – сказал Андрей, кладя в рот очередной кусок котлеты, после чего последовала длинная пауза.
– Если ты так голоден, что совсем не можешь говорить, то не нужно было и начинать этот разговор во время ужина! – возмутилась я. – А если уж ты начал рассказывать, то делать это нужно сразу, а не в час по чайной ложке!
– Да я тебе уже всё рассказал, – заявил муж, не отрываясь от еды. – Мы поспорили, и я проиграл.
Честно говоря, я не верила мужу. Я была лично знакома с его коллегой Сошниковым, и он не был азартным парнем, способным ради призрачной выгоды или какого-то спортивного интереса пожертвовать приличной суммой денег. Наоборот, Сошников был крайне прижимистым человеком, у которого интересы семьи были всегда на первом месте. И в совокупности все это факты свидетельствовали только об одном: зачинщиком спора был Андрей, который ради бравады готов был влезть в любые долги. Поэтому я дождалась, пока муж закончит ужинать, и снова подступила к нему с прежним вопросом.
– Расскажи, что это был за спор, и почему ты проиграл.
Нехотя Андрей начал рассказывать.
– Я поспорил с Сошниковом о том, как переводится с немецкого языка фамилия Анжелики Варум.
– Но ты же не знаешь немецкого, а Сошников знает! Как ты мог спорить?
– Ну, я был уверен, что прав, – спокойным голосом ответил муж.
– И откуда у тебя такая информация? – не скрывая ехидства, поинтересовалась я.
– Просто я слушал радио, и ди-джей сказал, что сейчас выступит певица, чья фамилия с немецкого языка переводится как тепло.
– Да ты что! – воскликнула я. – «Warum» с немецкого языка переводится как «почему»!
– Сошников сказал то же самое.
– Конечно! Ведь это правильно!
– Но я же не думал, что ди-джей может ошибаться! – стал оправдываться муж.
– Естественно, может! Ди-джей – это кто? Попугай Попка! Что ему сценарист