Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий

– даже плакать в голос боялась. Отец Меркурий, собрав волю в кулак, повернулся к обозному старшине спиной, подошёл к Ульке, поднял, погладил по голове и сказал:

– Не бойся, дочь моя, никто тебя не обидит. Иди к себе с миром.

Девчонка подняла на священника полные слёз и страха глаза и часто закивала.

– Иди, иди, не бойся, маленькая, – отец Меркурий слегка подтолкнул её в сторону каморки и, дождавшись, пока девка скрылась, обернулся к Бурею. – Не испугал и не испугаешь. Лучше спрячь своего зверя и достань воина, что о товарищах павших скорбел. Так оно приличнее будет. Ты серебряное кольцо[100] не за зверство носишь.

– Ну чего, годная изба-то? – как ни в чём не бывало отозвался Бурей. – Поправить не мешало бы, конечно. Её хозяин, покуда не помер, жопой безрукой был. Так Пентюхом и звали.

– Ну вот и поправишь, – усмехнулся священник. – Столов и лавок понаделаешь, окна расширишь, если возможно. О том с другом своим Кондратием посоветуешься. Он ведь плотник? Оплату из пожертвований возьмёшь, а если кто из христиан сам помочь решит, то это дело Богу угодное и душе полезное. Школа тут для ребятишек будет. Каморку, где Ульяния живёт, тоже в порядок приведёшь.

– Ладно, – кивнул Бурей. – Сделаем.

– А теперь пойдём к твоему другу, – священник кивком указал на дверь. – О школе поговорим, и на путь истинный его с Алёной наставить надо. В блуде живут. Нехорошо!

– Откуда знаешь?

– Да не слепой. Пошли.

«Господь, Бог мой! Я прошёл по краю. Это, похоже, уже входит в привычку. Сегодня повезло – я не ошибся, и человека в Минотавре оказалось куда больше, чем зверя. И он умён, очень умён. Но кто же так изувечил его душу? Надо понять, надо обязательно понять! И самое главное – зачем он ко мне пришёл? Чую, к делу мы ещё и не приступали».

Человек предполагает, а Бог располагает – добраться до Алёниного подворья в этот день отцу Меркурию было не суждено. Сначала их с Буреем чуть не сшибли несущиеся куда-то во весь опор Лавр Лисовин с сыновьями, потом от речных ворот кто-то дурным голосом завопил: «Убили! Убили!», потом в ту сторону пробежало несколько ратников, кто в чём, но все при оружии, а за ними пронеслись бабы.

– Хрр, что за хренотень? – удивился Бурей, развернулся и закосолапил в сторону речных ворот. – Пойдём поглядим, что ли?

Священнику ничего не оставалось, как последовать за обозным старшиной. Правда, далеко уйти они не успели – толпа повалила назад.

– Хрр, чего стряслось? – Бурей цапнул за плечо первую попашуюся бабу.

– Пришлые с крепостными схлестнулись, дядька Серафим, – выпалила баба и шмыгнула мимо.

– А на кой? – изрёк в пространство Бурей.

– Да леший их знает! – перед обозным старшиной остановился невысокий, крепко сбитый ратник. – Сыны Лаврухи Лисовина батьку проведать приехали, да не одни, а с десятком.

– Ну?

– Хрен гну! – ратник сплюнул. – Сами в село пошли, а десяток у ворот оставили. А утырки Лёхины тех из десятка, что на виду торчали, имать решили. Впятером.

– И чо?

– Да ничо! – ратник опять сплюнул. – Было пятеро, стало трое. В сопляков стрелы метнули, да промазали – одного только чуток зацепили, а Мишкины волчата, сам знаешь, не мажут, ну и положили лучников. Могли бы и всех – пожалели. А тут за крепостных Чума вписался. Меч, сказывают, достал, одного в зубы двинул и говорит: «Вы на кого, навозники, попёрли? Пёрнуть не успеете, как ежами поделаетесь, если я вас раньше не порешу!» Тут Лав-руха с сыновьями подоспел, и тоже за меч, ну и мы за ним. А Чума с Лаврухой коней у дохляков забрали и в Михайловск поехали сопляков провожать.

– А дерьмоеды те чего? – на роже Бурея проступило разочарование.

– Да дохляков своих к церкви волокут.

– А на кой ляд?

– Отпевать.

– Червяки и так сожрут! – рыкнул Бурей.

– Кхе! – постарался обратить на себя внимание отец Меркурий и сам вздрогнул – до того получилось похоже на воеводу Корнея.

– Етит! – ратник и Бурей дёрнулись одновременно.

– Прости, воин, не знаю твоего имени, – священник слегка поклонился, – распорядись, чтобы убитых несли сразу на кладбище. А тебе, раб божий Серафим, должно быть стыдно – самый последний из христиан всё же достоин христианского погребения. Потому прошу тебя, найди землекопов, распорядись отогреть землю и вырыть две могилы.

– Хрр, да под лёд говнюков спустить, и будет с них!

– Сделай, как я прошу, брат мой, – обманчиво кротким тоном произнёс отц Меркурий.

– Ладно, – Бурей махнул лапищей и покосолапил куда-то.

– Тебя попрошу, брат мой, – снова обратился к ратнику священник, – исполни мою просьбу. А я сейчас подойду.

– Хорошо, отче, – кивнул ратник и обернулся к толпе. – Эй, кто там, скажите пришлым, пусть своих покойников сразу на кладбище тащат! Отче туда подойдёт!

– Благодарю тебя, воин, – отец Меркурий слегка поклонился. – Как тебя всё же зовут?

– Прости, отче, – немного смутился тот. – Нестором крещён.

– Ступай с миром, воин Нестор, – отец Меркурий благословил ратника. – Благодарю тебя за рассказ и помощь.

Бурей оказался разворотливым. Когда отец Меркурий появился на кладбище, одна могила уже была готова, а вторую споро докапывали. Причём копали сами товарищи убитых, которых теперь было семеро, а несколько явных холопов грелись у костерка. Для покойников даже нашлись домовины[101]. Кроме Бурея на кладбище обнаружились десятка два ратников при оружии, некоторые даже в доспехе, десятники Егор и Игнат и командир пришлых Алексей. Чуть поодаль кучковалось несколько любопытных баб.

Алексей стоял перед десятниками и судорожно тискал рукоять меча, стоящий напротив него Егор лучезарно улыбался, Игнат хоть и не сушил зубы, но точно уж не грустил, а рядом с ним довольно лыбился Бурей.

– Не ори, Лёха, – Егор с ленцой растягивал слова. – Твоим Фаддей что сказал? Вот пусть и убирают что насрали. Скажи Серафиму спасибо, что велел своим холопам землю отогреть и заступы вам дал, а то бы удами сейчас ковыряли, ослы иерихонские. А ты, если охвостье своё в руках держать не можешь, сиди и не питюкай. И нечего мне тут меч тискать – он не девка.

– Угу, – кивнул Игнат, а Бурей радостно заржал.

Алексей сделал шаг вперёд.

– Ты мне тут не прыгай! Помнишь, что тебе Лука сказал? – продолжил Егор. – Может, где ты и Рудный, а тут примак корнеевский, и не более того. И меч, сказано, в покое оставь – не примет никто твоего вызова, а дёрнешься – завалим, и Корней не спасёт! Да и не будет. Вы на наших оружие подняли, и не ваше собачье дело, что у