Дети Бога - Мэри Д. Расселл

С порозовевшей физиономии Джона он перевел веселые серые глаза на лицо Сандоса, изрезанное морщинами и неподвижное.

— А вы, Сандос? Разве вам не хочется вернуться к Джине и моей дочери?

— Чего мне хочется — это несущественно. Я ведь провел с ними лишь несколько месяцев.

Джон удивленно приоткрыл рот, и Эмилио повернулся к нему.

— На Земле прошли годы, Джон. Даже если мы развернемся и полетим назад прямо сейчас, едва ли можно ожидать, что они примут меня так, будто я вернулся из командировки.

Похоже, Джона это поразило, но Карло просиял.

— Значит, я могу считать, что вы приняли мое предложение…

Потом они вспомнят, что удар прозвучал, точно ружейный выстрел.

Раздался единственный, без резонанса, хлопок, за которым последовала секунда полной тишины в абсолютной темноте, а затем, когда выключились двигатели и исчезла гравитация, создаваемая ускорением, по всему кораблю разнеслись возгласы и вопли людей, слепо кувыркавшихся в невесомости.

Аварийное освещение зажглось почти сразу, но одновременно с возвращением зрения по ушам ударил рев сирен, оповещавших о бреши в корпусе, а затем раздался пронзительный визг захлопывающихся межсекционных дверей, с механической оперативностью пытавшихся изолировать помещения, где падало атмосферное давление. Через минуту началось вращение, вызванное столкновением, и каждый незакрепленный предмет устремился прочь от центра корабельной массы. Джона швырнуло о край стола — так, что перехватило дыхание. Когда корабль накренился, Эмилио сбило вбок, а после вдавило спиной в переборку, прямо в квадрат воздухозаборника. В ушах звенело после удара головой о стену; расширенными глазами он зачарованно глядел на трубу Уолвертона, из которой вырывались растения, комки почвы и кружились, захваченные смерчем, бушевавшим внутри прозрачного цилиндра, который минуту назад был вертикальным огородом.

— Это ось… в трубе — проорал Карло.

Его распластало, прижав спиной к переборке, напротив Сандоса. Ощущение было точно на аттракционе в парке развлечений, так нравившемся Карло в детстве, — огромный, обитый мягким покрытием цилиндр, крутившийся все быстрее и быстрее, пока центробежная сила не приклеивала людей к стенам, а из-под ног не уходил пол. Из-за силы, пытавшейся его расплющить, было трудно дышать, поэтому он говорил короткими фразами, но спокойно:

— Сандос, там… красная контрольная кнопка… слева… Да. Будьте добры… нажмите ее.

Пока Сандос старался пододвинуть ногу к цели, Карло, тужась от сочувствия, тоже пытался двинуть ногой — просто затем, чтобы ощутить, каково это: действительно, очень трудно — при стольких G. Сандос напрягал все силы; он выгнулся на стене, наконец достав до кнопки краем ступни. Сирена умолкла.

— Молодчина, — сказал Карло с невольным вздохом облегчения, который тут же повторил Кандотти.

Но теперь они слышали более зловещие звуки: скрипение стальной основы корабля, шум воды, хлещущей из какой-то трубы, циклонический вой вырывающегося наружу воздуха и стон напрягаемого металла, похожий на скорбную песню горбатых китов.

— Интерком: включить все трансиверы, — произнес Карло обычным своим голосом, активируя внутреннюю коммуникационную систему.

Одного за другим он вызывал людей, которых не мог видеть. Один за другим Франц, Нико, Шон, Джозеба и Дэнни докладывали о своем состоянии. Выше и ниже центральной палубы вращение пришпилило каждого из них к непривычным местам, и все они были сейчас заперты в своих кабинах аварийной программой, превратившей каждый отсек корабля в спасательную капсулу.

— Похоже… на тренировку, — весело пропыхтел голос Нико. — С нами… все будет хорошо.

При этом оптимистичном заявлении Джон, оторвав лицо от столешницы, выпучил глаза, но откуда-то из глубин корабля донесся голос Франца:

— Brav'scugnizz', Нико!

Карло продолжал говорить спокойным тоном.

— Господа, — окликнул он, зная, что его слышно по всему кораблю. — Я полагаю… что «Джордано Бруно» столкнулся с метеоритом. Поскольку… мы не превратились в… пыль и облако органических… молекул, можно сделать вывод, что метеорит был крохотным. Но мы… летим очень быстро, что привело к такому эффекту.

Давление стабилизировалось, дышать теперь стало легче.

— А! Понимаете, Сандос? — спросил Карло, двигая серыми глазами на неподвижном лице. — Вакуум всасывает грязь из… трубы Уолвертона… через канал… просверленный этой крупинкой. Сейчас он забился останками растений… и сам себя закупорил.

Шипение прекратилось, и смерч внутри прозрачной трубы внезапно заменила твердая почвенная масса, со стуком брошенная в стены цилиндра — точно так, как сами Сандос и Карло были вдавлены во внешние стены общей комнаты.

До предела сдвинув зрачки в сторону, Джон мог различить лишь смутные очертания Карло на краю своего поля зрения.

— Вы имеете в виду… что между… нами и космосом… лишь грязь? — гневно выдохнул Джон.

— Да, и… любовь Господа, — донесся через интерком напряженный голос Шона Фейна.

Карло ухитрился радостно засмеяться.

— Если кто-то из наших пассажиров… настроен подобным образом, он может помолиться душе святого Джеймса… Ловелла, покровителя попавших в беду астронавтов! Наверняка он… приглядывал за нами сегодня, друзья мои… Внимание! — приказал Карло, услышав, как включаются и перезапускаются фотонные системы. — Приготовьтесь к падению. Если все в норме, инерционная система наведения… вскоре запустит стабилизационные ракеты… — Послышались короткие молитвы и проклятья, причем как те, так и другие целиком состояли из имени Иисуса. Затем к ним добавились крики испуга и боли — когда компьютерная система наведения начала включать реактивные двигатели, которые автоматически активизировали все имеющиеся возможности усилия по стабилизации корабля, исправляли наклон «Бруно», вращали и раскачивали его своими толчками. В итоге шарики апельсинового сока, сформированные недолговечными чарами невесомости, и этот ярмарочный аттракцион уступили место тошнотворному калейдоскопу из взбитых яиц и пыли, с вилкой Эмилио, бешено крутящейся рядом с плывущей тарелкой. В каютах все, что не было закреплено: компьютерные блокноты, бритвы, носки, постельные принадлежности, четки, — плясало вместе с телами людей, повинуясь прихотливым силам корабельных движений, менявшимся каждую секунду. Повсюду шарики слюны, рвоты, слез, ненадолго схваченные поверхностным натяжением, добавлялись к этой сумятице, разбиваясь в брызги при столкновении с поверхностями или другими предметами или когда в них врезались руки и ноги, отчаянно ищущие опору.

Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем вращение стабилизировалось и людей снова повлекло к корабельной периферии, но теперь — с гораздо меньшей силой.

— Чувствуете, дон Джанни? — позвал Нико, как видно, обеспокоенный страхом, который он различил в голосе Джона Кандотти. — Чувствуете? Замедляется…