Путешественник. Том 2. Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

— Не имеет значения, — ответил я. — Я понимаю этот язык. — Так оно и было, потому что женщина говорила вовсе не на индийском языке, а на торговом фарси.

Она сказала:

— Это точно, я сама появилась в зале, и…

Я перебил ее:

— Давайте будем соблюдать протокол. Прошу вас обращаться ко мне как к господину судье.

Госпоже Тофаа явно не понравилось, что ее прервал какой-то бледнокожий и незнатный ференгхи. Однако она ограничилась тем, что величественно шмыгнула носом и начала снова:

— Я появилась в зале, господин судья, и спросила игроков: «Правда ли, что, прежде чем мой дорогой господин супруг поставил меня на кон, он сначала поставил себя и проиграл?» Потому что, если он действительно сделал это, понимаете, господин судья, тогда он сам уже был рабом, а по закону рабы не могут владеть имуществом. Следовательно, я не принадлежала ему, и он не имел права рисковать мной в игре, и точно так же я не принадлежу выигравшему, и…

Я снова остановил ее, поинтересовавшись:

— А как так вышло, что вы говорите на фарси, моя госпожа?

— Я происхожу из знатного бенгальского рода, мой господин, — ответила она, выпрямившись и глядя на меня так, словно я выразил сомнение по этому поводу. — Я родилась в знатной купеческой семье брахманов. Разумеется, будучи госпожой, я никогда не унижалась до обучения, как конторский служащий — чтению и письму. Но я говорю на торговом фарси, а также, не считая моего родного бенгальского, и на многих основных языках Великой Индии — хинди, тамильском, телугу…

— Благодарю вас, госпожа Тофаа. Давайте продолжим.

После того как я столько времени провел в далеких восточных провинциях ханства, я уже почти позабыл, что в остальном мире преобладал торговый фарси. Однако, очевидно, большинство присутствующих, поскольку они имели дело с моряками и сами торговали за морем, также знали этот язык. Потому что несколько человек тут же заговорили, повысив голоса от возмущения. Суть того, что они хотели сказать, сводилась к следующему:

— Эта женщина придирается к мелочам и увиливает. Законное право мужа поставить на кон в азартной игре любую из своих жен, точно так же как он волен продать ее, подарить кому-либо или же вовсе развестись с ней.

Однако вторая половина присутствующих так же громко возражала:

— Нет! Женщина говорит правду. Муж проиграл себя, а следовательно, и все свои супружеские права. В этот момент он сам был рабом и незаконно поставил на кон имущество, которым не владел.

Вспомнив о своей роли судьи, я властно поднял руку, и в комнате наступила тишина. Тогда я опустил подбородок на кулак и сделал вид, что глубоко задумался. Но на самом деле я ничего подобного не делал. Я не притворялся даже перед самим собой, что подобен Соломону и мудр в судебных делах. В этом отношении мне было далеко даже до Хубилая. Однако я недаром в отрочестве много читал об Александре Македонском и хорошо помнил, как он поступил с гордиевым узлом. Решение было уже принято, но я изобразил напряженные раздумья и как бы ненароком сказал женщине:

— Госпожа Тофаа, я приехал сюда, чтобы отыскать кое-что из имущества вашего покойного мужа. Зуб Будды, который он взял из храма Ананды. Вы понимаете, о чем речь?

— Да, господин судья. Мне очень жаль, но муж и его тоже поставил на кон. Одно утешает: он проиграл зуб еще до того, как поставил на кон меня, очевидно все-таки ценя меня больше, чем эту священную реликвию.

— Надеюсь, что так оно и было. Вы знаете, кто выиграл зуб?

— Да, мой господин. Капитан-чоланец, владелец лодки и ловец жемчуга. Он унес зуб, радуясь, что тот принесет удачу его ныряльщикам. Лодка уплыла несколько недель тому назад.

— Вы можете предположить, куда именно она уплыла?

— Да, господин судья, жемчуг добывают только в двух местах. Вокруг острова Шри-Ланка и в Индии, вдоль побережья Чоламандалы[234]. Поскольку капитан сам чоланец, он, вне всякого сомнения, вернулся на свое родное побережье.

Мужчины в комнате что-то невнятно забормотали, явно недовольные этим столь неуместным обменом репликами, а сардар Шайбани бросил на меня умоляющий взгляд. Я не обратил на них никакого внимания и снова сказал госпоже:

— Тогда я должен последовать за зубом в Индию. Если вы окажете мне любезность и отправитесь со мной в качестве переводчицы, я, закончив свои дела, помогу вам добраться домой в Бенгалию.

Это мое заявление вызвало явное возмущение присутствующих. Госпоже Тофаа это предложение тоже не понравилось. Она откинула назад голову, задрала нос и холодно произнесла:

— Я хочу напомнить господину судье, что мое положение не таково, чтобы я согласилась на работу прислуги. Я знатная женщина, вдова царя и буду…

— И будете рабыней вон того уродливого животного, — сурово произнес я, — если я сочту возможным повернуть дело в его пользу.

Она разом проглотила всю свою напыщенность — и действительно громко сглотнула, — после чего перешла от высокомерия к подобострастию.

— Господин судья, вы такой же властный человек, каким был мой покойный ныне дорогой супруг. Как может простая хрупкая молодая женщина устоять перед таким мужчиной? Разумеется, мой господин, я буду сопровождать вас и делать все, что мне прикажут. Стану вашей рабой.

Она была какой угодно, но только не хрупкой, и к тому же мне не понравилось сравнение с царем, который сбежал. Однако я повернулся к Юссуну и сказал:

— Я вынес свое решение. Сообщи его всем присутствующим. В этом споре не правы обе стороны. Ясно, что в целом дело запутанное. С того момента, как царь Нарасина Пати отрекся от трона в Пагане, он передал все свои права, в том числе и право на владение своим имуществом, новому правителю, вану Баяну. Все, что покойный ныне царь истратил и промотал по дороге или проиграл здесь, в Акуабе, было и остается законной собственностью вана, а его законным представителем в этом городе является сардар Шайбани.

Когда Юссун это перевел, все присутствующие, включая Шайбани и Тофаа, сначала дружно изумленно вздохнули, а затем издали самые различные вздохи: разочарования, облегчения и восхищения. Я продолжил:

— А сейчас каждого из вас сопроводит до дома отряд стражи, и все разворованные ценности будут найдены и возвращены. Всякий в Акуабе, кто откажется выполнить это распоряжение и у кого впоследствии обнаружат что-либо из казенного имущества, будет без промедления казнен. Посланник великого хана сказал: трепещите все и повинуйтесь!

Как только стражники вывели причитающих и завывающих мужчин, госпожа Тофаа распростерлась передо мной ниц, что было у индусов подобострастным эквивалентом самого степенного «салям» или ko-tou, а Шайбани восхищенно сказал:

— Старший брат Марко Поло, ты истинный монгол. Ты пристыдил меня — и как только я сам не додумался до такого остроумного решения? Спасибо тебе огромное!