Вавилонские книги. Книга. 2. Рука Сфинкса - Джосайя Бэнкрофт

Повеяло древесным дымом. Впереди мелькнул свет. Она потянулась к нему и в тот же миг поняла, что мерцание было отражением света, который лился снизу, из дыры, внезапно открывшейся в полу. Но было слишком поздно за что-то хвататься; она уже падала. Или даже не падала, а скользила по крутому склону.

Она выставила вперед руки как раз вовремя, чтобы не выбить зубы о железную решетку, а потом выскочила из вентиляционного отверстия, как пробка из бутылки.

И приземлилась на мягкую землю.

Огромная линза над ясенем окрашивала все вокруг в цвет лунного сияния; рассеянные, наполовину погребенные клавиши пианино светились словно сами по себе. От огня в очаге остались только сердитые оранжевые угли. Музыканты на гобеленах как будто перестали играть и устремили пристальные взгляды на неуклюжую нарушительницу спокойствия.

Сфинкс возвышался у камина, словно тонкая темная мачта. Интересно, на что он смотрел до того, как Волета выскочила из стены? Теперь-то, понятное дело, он таращился на нее.

– На моем дереве белка, – проговорил Сфинкс, и металлический тембр его голоса прозвучал в тишине комнаты отчетливее прежнего.

Волета встала. Длинная ночная рубашка, чей подол изодрался, перекосилась на ее плечах. Она поправила воротник. Она понимала, что надо бы сдержаться. Сфинкс был опасен. Но ее переполняла кипящая ликующая энергия, не знающая преград, и эта энергия выразила себя в форме смешка.

– Вам повезло! – воскликнула акробатка. – Я ловец белок.

Сфинкс приблизился к ней; вогнутое зеркало его лица было черным как смоль. По мере приближения он уменьшился в росте почти на фут, хотя все еще был намного выше Волеты.

Пискля, похожая на маленькую грушу, сидела на низкой ветке с очень самодовольным видом. Волета расстегнула рукав сорочки и позвала белку. Зверушка спрыгнула с дерева, расплющилась в полете и скользнула по воздуху прямиком в рукав хозяйки.

Сфинкс захлопал в ладоши – из-за перчаток хлопки получились приглушенными. Кажется, он сделался немного выше ростом.

– Браво, браво, – восхищенно сказал он. – Какое чудесное создание. Ты должна позволить мне однажды поиграть с ней.

Волете послышалось в этом заявлении нечто зловещее, но она ответила беззаботно:

– Вы, наверное, шутите. Неопытного укротителя белок вроде вас такой зверь съест живьем.

– Ты мне нравишься, Волета.

– Ну, насчет вас я пока не уверена. Все говорят, что вы приносите неудачи.

– Неудачи? Все говорят? Это, в смысле, развратницы из «Паровой трубы»?

– Большей частью. Слухи просто ужасные, – быстро ответила Волета, скрывая удивление.

– Я однажды видел твое представление.

– Очень в этом сомневаюсь. Думаю, вы бы произвели сильное впечатление, появившись в зрительном зале.

– Я сказал, что видел его, а не был на нем. У меня очень много глаз.

– Повезло же вам.

– Ты выступала весьма славно.

– О, не надо так. Это слишком топорно. Родион время от времени делал то же самое. Говорил равнодушный комплимент, и как-то само собой получалось, что ты обязана порадовать его в ответ. – Волета не стала уточнять, что девушки, которые и впрямь пытались это сделать, надолго в «Трубе» не задерживались.

– Нет, я абсолютно искренен. Твое выступление было приятным, почти искусным, но не особо дерзким.

А вот теперь Волета обиделась:

– Если вы и впрямь видели шоу, то знаете, что трюки не были его главной частью. Мне приходилось тратить половину усилий на гримасы и ужимки для толпы: встряхивать волосами, дрыгать ножками. Тупицы приходили не для того, чтобы увидеть отвагу, они глазели на девушку в трико. Как и вы, по всей видимости.

Смех – Волета решила, что это смех, – раздавшийся из-под маски Сфинкса прозвучал как трескучий шум помех.

– Что ж, теперь у тебя нет ни волос, чтобы на них отвлекаться, ни публики, которую надо ублажить, ни трико, чтобы демонстрировать фигуру. Или есть еще оправдания твоей заурядности как акробатки?

– Нужна демонстрация? Ладно. Я тебе покажу отвагу, старая ты ложка.

– Прошу, – сказал Сфинкс и взмахнул маленькой рукой, указывая на дерево с кривыми ветками.

Иногда дружба возникает как цветок в саду: ее сажают и добросовестно возделывают. Из окружающей почвы выпалывают любых соперников. Потом, через недели и месяцы постепенного роста и кропотливой обрезки, цветок распускается. Такая культивируемая дружба приятна и удобна, пусть и не очень долговечна.

Но бывает так, что дружеские отношения возникают спонтанно, как яйцо в гнезде или веснушка на руке, – и они часто оказываются загадочными для обеих сторон, которые понятия не имеют, откуда взялась эта внезапная привязанность.

Так и вышло у Волеты со Сфинксом.

После того первого вечера, который Волета провела, кувыркаясь в верхушке дерева, в то время как Сфинкс аплодировал и подначивал ее продвигаться все выше и выше, все дальше на ветвях, все более тонких, парочка быстро подружилась.

Их приятельство было воинственным, часто переходило в перепалки, но оно напоминало обычную дружбу в одном аспекте: они всегда стремились быть в компании друг друга. Каждый вечер, притворившись, будто идет спать, Волета выскальзывала из спальни сквозь стены и пробиралась в музыкальную комнату Сфинкса.

Понятное дело, почему Волете нравился Сфинкс: он был полон решимости развлечь ее. Пристрастие Сфинкса ко всему новому превосходило ее собственное. Вместе они исследовали его лабиринт апартаментов и комнат, наполненный до сих пор не исчерпанным ассортиментом украшений, экспериментов и чудес. В словах они себя не сдерживали и предпочитали обходиться без показной вежливости. В основном они препирались.

Сфинкс был несравненным гидом, наделенным колким умом. Если Волета пыталась изображать немногословность или застенчивость, он осыпал ее притворство безжалостными насмешками. Но при этом позволял и даже поощрял любопытство Волеты и ее ненасытный аппетит к играм.

Почему она нравилась Сфинксу – вопрос более сложный.

Наступила особая ночь, четвертая после их прибытия, когда Сфинкс повел ее кружным путем через комнаты, которые были устроены по подобию расположенных внизу кольцевых уделов, если верить его словам. Все они были ей незнакомы. Одна «удельная комната» целиком состояла из стекла. Дома выглядели как перевернутые чаши для пунша. В этих хрустальных юртах не было видно ни единой непрозрачной двери или занавеса. Непрозрачными были только люди: нарисованные фигуры, запечатленные в различных формах покоя и отдыха.

И все они были в чем мать родила. Волета не переставала хихикать.

В модели по соседству пол покрывал рыхлый белый песок, который образовывал небольшие дюны и долины. По словам Сфинкса, все конструкции здесь были сделаны из песка, скрепленного только водой. Когда Волета, проходя под аркой, задела ее, половина обвалилась, просыпалась ей на плечи.