Струна - Виталий Каплан

Кабина дернулась, и на миг я ощутил, как уменьшилось земное тяготение. Все-таки не слишком это приятный транспорт — скоростные лифты.

— А мы вас тут уже заждались, — заметил Маус. — Работы никакой. Компы вот-вот плавиться начнут, головы тоже… Вы там с собой дождь из «Березок» не прихватили?

— Как-то забыл, — вяло ответил я, глядя то на дверь, то на отражавшее кабину зеркало.

— Жалко. У нас тут, как видите, напряженка…

— Заметил уже… Чем там наши ублюдки-спорщики кончились?

— С эти двумя следаки работают, — Маус только плечами пожал, но потом вдруг оживился. — А с тем третьим вообще такая кора приключилась. Поймали мы его. Даже в Столице… Даже поймали. Короче, на Шаболовке бордель есть, ну во дворах там, как к Добрынинской идти. Вот, звонит Сайфу одна тамошняя кадровая сотрудница. Она вообще-то ментам барабанит, ну и нам постукивает порой… Вот, говорит, явился ваш Лысый. Он, прикиньте, не только по прозвищу такой, но и по жизни. Мы с Сайфом поехали его брать, а он… Не, ну умный же мужик, главное! Понял, что никакой Милан ему не светит, на юга ломанулся. Чтобы, типа, к беспределу поближе. Вот. Документы собрал, денег с друзей посшибал — и к бабам. Лежит себе разом с двумя, рассказывает, какой крутой. Прямо классическая сцена. Они его слушают, а он баки заливает, как какого-то лоха застремал… Я думаю, будет тебе, дружок, «Достучаться до небес». Подхожу сзади, типа крутой как три Тарантино вместе, пушку ко лбу подвожу, а он вдруг как вскочит, прямо с кровати в стойку айкидошную! Заорал — в борделе чуть стены не треснули, на месте подпрыгнул, поскользнулся и башкой прямо о столик. Насмерть, представляете? Вот так вот. Высокая Струна по-разному звенит. Порою слушаешь ее — сплошной саундтрек, никакому Голливуду не снилось.

Двери разверзлись, выпуская нас в залитый солнцем холл.

— Вы куда, шеф?

— Домой.

— Счастье какое! А мне еще тут работать и работать! После того как этот придурошный жрицам любви мебель попортил, меня на затыкание дырок бросили. В отдел техподдержки. Тете Лене, по ходу, не приглянулось, что мы его с Сайфом не поймали. Покуда вы в отлучке, временно прикреплен к технической группе здания… а это вам не кот написал…

— Сочувствую, — неубедительно вздохнул я.

— Нет, почему? — развел он руками. — Очень интересные коммуникации…

Мне никогда не понять его жизненных пристрастий.

— Ладно, до скорого!

— До свиданья, шеф!

Уже на улице я вынул «мыльницу» и набрал свой домашний номер. На всё про всё оставалось не так много времени. Не дай Бог Димка куда-нибудь сбежит погулять…

Никуда он, конечно, не сбежал. Как мы и условились, ждал возле Нескучного Сада, на набережной. Всё в той же «вежатской» одежде, разве только лазоревую рубашку с погончиками сменил на черную майку, откуда радостно скалилась тигриная морда. Оказалось, выменял у кого-то из «березовских» ребят. Я не стал спрашивать, на что.

— Здрасте, Константин Антонович, — расплылся он не хуже своего нагрудного тигра.

— Привет, хищник, — кивнул я, бросив взгляд на часы. — Нам сейчас надо в темпе, чтобы за сегодня всё успеть. Поедем в «Аргентум», там и закупимся.

Вот они, опекунские будни. Раньше мне и в голову не приходило, что это такое — содержать четырнадцатилетнего подростка. Одежда, обувь, канцтовары, учебники… не говоря уже о бесчисленных бытовых мелочах. Ладно хоть с деньгами не вопрос, а вот раньше, в дострунные времена — ведь не потянул бы, со всеми подработками.

— А разве не на рынок? — удивился Димка. Привык, видимо, затариваться по дешевке на толкучках.

— А! — махнул я рукой. — Деньги не жалей, за пиво платит король. То есть не король, а «Струна», и не за пиво, а за кефир… но ты меня понял, да?

Он с некоторым сомнением кивнул.

— Вот, кстати, держи! — я протянул ему мобильник, купленный только что, в салоне связи на Фрунзенской. Надо сказать, добрался я сюда с определенным трудом. Впервые в жизни поймал такси, и все лишь ради того, чтобы встретится тут, поближе к Ленинскому с его шикарными магазинами. Можно было бы сунуться в центр, но… Такие места продолжали меня пугать. Логикой-то я всё понимал, но вот подсознание…

— Зачем это? — вытаращился на меня Димка.

— Для связи. Чтобы мне спокойнее было. Ты же не будешь вечно сидеть в четырех стенах… даже четвертая «мечом и магией» когда-нибудь тебе надоест… Захочется погулять… Не привязывать же тебя на цепь… Коровам в старину тоже колокольчик на шею вешали. Ты, главное, помни наш уговор.

— Да помню я, — он сунул мобильник в карман и отвернулся к реке. Та изгибалась, обвив спорткомплекс на другом берегу, и солнечная рябь, смешанная с грязноватой пеной, расплывалась на воде. Вниз по течению ползла, негромко урча, самоходная баржа, а за нашими спинами шумел оживленный проспект.

Договор Димка помнил. Ему категорически запрещалось появляться вблизи бывшего своего дома, общаться с кем-либо из прежних приятелей, не говоря уж о родителях. Правила конспирации он принял без особого восторга, но возражать не стал. Знал ведь, что не от хорошей жизни…

Ему еще предстояло этому научиться на практике. Каково это — проходить мимо дома, где живет подруга матери, ехать в троллейбусе мимо отцовской работы, заходить в магазин, в котором покупал подарки друзьям… Всё время преодолевая тяжелое, навязчивое искушение позвонить, разбить стенку неизвестности… Впору позавидовать киношному Штирлицу — всё-таки на чужбине оно как-то проще.

Живы ли родители? Здоровы ли? Как сестра, не развелась еще? А племянница Люська? А Лариска? Ведь, оказывается, нечто еще шевелится в глубине.

Я мог бы в подробностях разъяснить это Димке, но зачем? Парень неглупый, и сам понимает. Да и что ему мои переживания, когда огромная собственная беда заслонила ему всё? Теперь ему придется свыкнуться с ней, срастись — иначе гибель. Если выяснится, что он знал обо мне правду… знал и молчал… Защищать ведь его будет уже некому. И Центр психокоррекции — наверняка не самое страшное из того, на что способна пойти обозленная «Струна».

— Наверное, в «Веге» тебе было легче, — все-таки предположил я. — По крайней мере, там не приходилось прятаться и шарахаться от каждой тени. Там тебя никто не знал.

— Нет, — помолчав, отозвался Димка. — Там нельзя говорить, что думаешь. И не только при взрослых… с ребятами тоже. Настучат как нечего делать. Типа искренняя забота…

Да уж… сразу вспомнилось судилище в «Березках», пламенная девочка-обличительница. Пускай там и не все такие, но если даже каждый десятый, то держись… это ведь все равно, что современному ребенку провалиться в прошлое, в какой-нибудь пионерских отряд тридцать седьмого года…

Со стороны вокзала показался речной трамвайчик. Небольшой белый пароходик медленно плыл, огибая все тот же спорткомплекс, на сей раз, правда, в другую сторону.