Убить Хемингуэя - Крейг Макдоналд

Криди знал, что одного из сыновей Хемингуэя лечили электрошоком. Поэтому Хемингуэй прекрасно понимал, что он творит с мозгами. И если учесть все сотрясения мозга, которые пережил Эрнест, для него это могло быть катастрофой.

Тут, поверх плеча доктора, Хемингуэй увидел его в белом халате и прорычал:

– Криди! Ублюдок! Это ты все затеял. – Он повернулся к Мэри: – Этот человек! Он из этого блядского ФБР! Его зовут Донован Криди, я же рассказывал тебе о нем раньше, Мэри, вспомни! Он один из гребаных солдат Гувера!

Криди немного поежился – от удовольствия: как приятно, что Хемингуэй узнал его здесь и сейчас. Великолепно, что Хемингуэй теперь знает, кто привел его сюда, к неизбежному уничтожению.

– Вы видите, как далеко зашла паранойя, миссис Хемингуэй? Теперь, будьте добры, подпишите вот здесь…

– Криди, пожалуйста, нет! – кричал Хемингуэй снова и снова.

Он почувствовал, как в рот ему вложили резину, чтобы он не повредил зубов.

Затем это сверкание… и боль.

Откуда-то издалека, возможно, как ему показалось, во сне, он услышал, как Криди сказал:

– И еще раз. И еще раз после этого.

Раздался треск и белая вспышка. Старик почувствовал, как его мозг взорвался.

Только об одном браке я сожалею. Я помню, как, получив свидетельство о том браке, перешел на другую сторону улицы и зашел в бар, чтобы выпить. Бармен спросил: «Что будете пить, сэр?» – и я ответил: «Порцию яда».

Эрнест Хемингуэй

Маршрут Ханны и Гектора по пересеченной местности, изображенный красными чернилами, напоминал либо горизонтальную молнию, либо электрокардиограмму больного-сердечника с летальной аритмией.

Гектор сам называл себя шофером Ханны. Он купил детскую кроватку с алюминиевыми крючками, которыми прикрепил ее к заднему сиденью своей сине-голубой «белэр».

Ханна и Гектор ехали зигзагами то на юг, то на север. Тем не менее они продвигались ближе к западу, к Мэри, осторожно расспрашивая людей, чьи имена встречались в многочисленных биографиях и мемуарах на протяжении слишком многих бурных, кровавых десятилетий.

Вопросы и интервью по пути в Айдахо.

Ханна расстегнула блузку, чтобы покормить Бриджит, а старуха закурила очередную сигарету. Девочка, широко открыв рот, крутила головенкой, пока Ханне не удалось пристроить ее к правой груди. Уже почти весь исписанный блокнот Ханны лежал рядом с магнитофоном.

Гектор сидел в другом конце комнаты, курил и наблюдал за Ханной и Бриджит, прекрасно сознавая, что постоянно глупо улыбается.

– Это никогда не было пристрастием к смерти, – сказала старуха. – Ничего подобного. Они оба были чертовски больны. Всякие разные болезни. Папа страдал диабетом, страшными головными болями. У него давление было повышенное. Бедный, бедный Эрнест…

Сестра великого человека медленно покачала головой.

– Я как-то прочитала книгу, в которой были перечислены все травмы, которые он получил за свою жизнь. Список был набран мелким шрифтом, мне пришлось надеть очки, так вот, это перечисление заняло три страницы. Только представьте себе – три страницы. – Пожилая женщина покачала головой. – Жизнь превратилась для него в настоящий ад, и он умер так, как хотел. Пожалуйста, дорогая, пусть так все и останется.

Ханна сделала международный звонок, пока Гектор вытирал ее дочку после ванны. Трубку она прижала подбородком к плечу и делала заметки.

Гектор положил девочку на кровать и принялся одевать ее.

Кубинский врач Хема подытожил разговор:

– Все чаще и чаще после авиакатастроф и многочисленных хворей Папа быстро уставал, и ему это совсем не нравилось. Я был его врачом все это время на Кубе, и я поражен – вы слышите, поражен, – что он дотянул до шестидесятых годов. Кто-нибудь из его так называемых биографов должен обязательно отдать ему должное за этот подвиг силы воли, которая потребовалась ему, чтобы жить после середины пятидесятых. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я, например? Я бы не протянул так долго. И возможно, вы тоже. Но Папа смог.

Ханна поблагодарила старого кубинского врача, наблюдая за Гектором, который играл с Бриджит, в ожидании, когда врач повесит трубку. Раздался щелчок, потом пауза, затем еще щелчок, свидетельствующий о прервавшейся связи.

Ханне показалось, что ей за шиворот вылили ушат холодной воды. Она положила трубку и сказала:

– Гектор, я думаю, наш телефон прослушивается.

Гектор нахмурился и передал ребенка Ханне. Он сел рядом с телефоном, позвонил в свою справочную и что-то записал.

Ханна взглянула на записи и увидела, кто звонил автору детективов. Мэри Хемингуэй, много раз… Алфред Хичкок… Сэм Форд… Бад Фиске, какой-то человек по имени Тилли…

– Спасибо, Сузи, – сказал Гектор и отключился, но оставил трубку у уха. И тоже услышал второй клик. Гектор нахмурился. Повесил трубку. – Точно, кто-то установил подслушку. Думаю, ФБР Только оно или кто-то этого уровня может так быстро развернуться… – Он печально улыбнулся: – По-видимому, это цена, которую тебе приходится платить за общение со мной. – И мрачно добавил: – Похоже, я стал для Гувера новым хобби. – Снова улыбка. – Это ничего, потому что и он – мое хобби.

В эту ночь Ханна спала беспокойно. Ей снились беспорядочные сны – лихорадочные картинки, напоминающие плохой, неотредактированный фильм, иногда немой, прерываемый какими-то странными образами.

Хуже всего, что эти картинки были связаны с воспоминаниями.

Отец Ханны, Малькольм Макартур, крупный, грубый, мускулистый мужчина с редеющими седыми волосами и пышной бородой, нависал над маленькой светловолосой дочерью. Он срывал с нее байковую рубашку. От него несло мятным виски, которое он высосал из бутылки, оставленной им потом на столике рядом с кроватью дочери.

Она пыталась вырваться из его рук, но Малькольм схватил ее за плечи и толкнул назад, на кровать. Потом стал просовывать свой язык между ее губ, придерживая одной рукой, а второй сражаясь с сувенирной нацистской пряжкой ремня.

Ханна закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки от бутылки из-под виски, которую она разбила об лоб отца. Пожалев о своем поступке, она неуклюже пыталась стереть кровь, которая шла из ужасной раны на лбу над левым глазом отца. Взревев, он попятился от кровати. Рубашка Ханны и рука были покрыты липкой кровью отца.

Она смотрела на эту кровь, наверное, довольно долго, потому что отец уже ушел, а она вдруг оказалась сидящей на диване рядом с добрым пожилым констеблем.

Этот милый старик пришел, чтобы сказать ей, что ее отца, который выбежал из дома пьяный и в крови, видел один автомобилист, когда тот лихо ехал на своем грузовике в снежную бурю вокруг Лохлевенсайда. Другой водитель стал свидетелем того, как ее отец слетел с дороги в обрыв, не сумев вписаться в крутой поворот, и разбился где-то у Каоласнакаона. Хотя видимость была относительно хорошей, по следам грузовика не было видно, что его занесло или что водитель пытался тормозить.