Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Но у защитников Батаана энергии и предприимчивости оказалось больше, чем у британской армии в Малайе: все попытки японцев высадить десант в тылу противника заканчивались полным уничтожением этих отрядов. Одно такое подразделение было отброшено на утесы Кинауана. «Десятки японцев, разрывая на себе мундиры, с воплями прыгали вниз на берег, – записал капитан Уильям Дайесс. – Пулеметный огонь взрывал песок в поисках всего, что движется»14. Японская пехота прорвала периметр обороны и захватила два выступа возле Туола и Котара, но 26 января в кровопролитной контратаке американцы восстановили свою линию обороны. Бомбардировка причинила на удивление мало вреда американским артиллерийским позициям. Когда у кавалерийских лошадей закончился корм, они сами пошли в пищу обороняющимся. Почти вся фауна и флора Батаана отправилась в котел; собирали манго, бананы, кокосы и папайю, динамитом глушили морскую рыбу.

За февраль и март японцам не удалось продвинуться ни на шаг, но и защитники Батаана слабели от голода, к тому же закончилось основное лекарство от малярии – хинин. Макартур на патрульном торпедном катере бежал в Австралию вместе с семьей и приближенными, согласно приказу Рузвельта предоставив в последние недели обреченного сопротивления руководить генералу Джонатану Уэйнрайту. Под конец марта в больницу еженедельно поступало до тысячи заболевших малярией. В лагерях беженцев за периметром, по отзыву лейтенанта Уолтера Уотероуза, условия были «самые кошмарные, какие мне доводилось видеть, с чудовищным уровнем смертности»15. Бомбардировки уничтожили практически все постройки на крепости-острове Коррехидор, тысячи раненых и больных прятались в тоннеле Малинта.

Для тридцатилетней медсестры из Техаса, лейтенанта Берты Дворски, самым страшным в ее работе оказалось личное знакомство с людьми, которых доставляли к ней тяжело раненными: «Это были парни, с которыми мы общались в офицерском клубе, наши друзья. Тяжелейшее испытание для чувств. Никогда не знаешь, кого доставят следующим»16. Раненые часто спрашивали, выживут ли они, и врачи обсуждали, следует ли говорить в таких случаях правду17. Врач Альфред Уэйнстейн записывал: «Дискуссия продолжалась бесконечно, правильного решения никто не знал. По большей части мы выбирали средний путь: уклонялись от прямого ответа, но, если видели, что пациент не жилец, звали капеллана, чтобы тот совершил обряды, написал письмо близким, взял у умирающего то, что тот хотел оставить родным на память. Обычно говорить напрямую ничего и не приходилось»18.

Осаждавшие оказались не в лучшем положении, чем осажденные: среди них тоже свирепствовала малярия, а также бери-бери и дизентерия – более 10 000 заболевших к февралю. В Токио нарастало недовольство и упорством американцев, и тем, как в США «сага о Батаане» превращается в орудие пропаганды. 3 апреля Хомма, получив подкрепление, всей мощью обрушился на филиппинцев, проведя предварительно массированную бомбардировку. Филиппинцы в панике бежали от японских танков, при каждой попытке высунуться их громили с воздуха, многие так ослабли от голода, что едва могли выбраться из окопов. Японцы неуклонно продвигались вперед, прорывая одну линию обороны за другой. 8 апреля генерал-майор Эдуард Кинг по собственной инициативе решил сдать полуостров и направил к противнику парламентера под белым флагом. Из укрытий, обустроенных в джунглях по всему Батаану, уцелевшие группы оборонявшихся пробирались на остров Коррехидор, где еще держался Уэйнрайт.

Утром 9 апреля Кинг встретился с полковником Мотоо Накаяма, командовавшим оперативным отделом генерала Хоммы, и подписал капитуляцию. «С нашими людьми будут хорошо обращаться?» – спросил Кинг напоследок. «Мы не варвары», – напыщенно отвечал полковник. 11 500 американцев и 64 000 филиппинцев попали в руки врага. Путь этих измученных людей в концлагеря вошел в историю как Батаанский марш смерти. Филиппинцев убивали десятками ради забавы, на них отрабатывали штыковые удары. Американский солдат видел, как его ослабевшего товарища столкнули под танк. Блэр Робинетт сказал: «Теперь мы поняли, если кто раньше не догадывался, что нас ждет»19. Сержант Чарльз Кук видел, как пленных насаживали на штык, если они пытались подойти к воде. Старший сержант Гарольд Фейнер подытожил: «Упадешь – готово, ты покойник»20. Более 300 пленных филиппинцев перебили в ущелье возле реки Пантинган. Убийцы заявили, что они бы обошлись с пленными милосердно, если бы гарнизон сдался раньше, а так «мы понесли тяжелые потери, вы уж нас извините». Согласно подсчетам, марш смерти унес жизни 1100 американцев и более 5000 филиппинцев.

Теперь японцы сосредоточили артиллерийский огонь на Коррехидоре – острове, размером не больше Центрального парка в Нью-Йорке. 3 мая Уэйнрайт докладывал уже прибывшему в Австралию Макартуру, что все строения на острове сровнены с землей и уничтожена даже растительность. Условия в нагретом, вонючем тоннеле Малинта, битком набитом перепуганными людьми, сделались невыносимыми. В ту ночь подводная лодка Spearfish эвакуировала последнюю партию, которой суждено было добраться до Австралии – всего 30 женщин и 12 мужчин. Несколько часов спустя японцы бросили морской десант на штурм Коррехидора. В полдень 6 мая, после двух дней боев, Уэйнрайт подписал капитуляцию от имени всех остававшихся на Филиппинах американских войск, предварительно сообщив в Вашингтон: «С глубоким сожалением и с величайшей гордостью за мои отважные войска я отправляюсь на встречу с японским командованием. Прощайте, господин президент». Находившийся в американском гарнизоне корабельный врач Джордж Фергюсон сел и заплакал «от такого разочарования в наших добрых славных Штатах»21. Однако физическое и эмоциональное истощение было слишком велико, и многие солдаты радовались тому, что сражение наконец-то закончилось. Лишь позднее они узнали, что для 11 500 военнопленных американцев главное испытание только начиналось.

Батаан и Коррехидор продержались целых четыре месяца. Погибло 2000 американцев, японцы потеряли 4000 человек. Оборона так затянулась главным образом из-за неопытности нападавших: армия вторжения была немногочисленна и не могла сравниться подготовкой и боевым опытом с теми дивизиями, которые Ямасита повел на Малайю. Если бы Хомма и его подчиненные действовали энергичнее, филиппинская сага закончилась бы раньше – в этом смысле недовольство Токио действиями своей армии было оправдано. Однако все эти соображения не умаляют героического мужества гарнизона и доблести Уэйнрайта, который исполнил свой долг куда убедительнее, чем Макартур. Уэйнрайт и его солдаты создали ту легенду, которой могла гордиться Америка и которой готов был позавидовать Черчилль. Попросту говоря, американские защитники Батаана и Коррехидора оказались более стойкими, чем британские колониальные войска в Малайе и Сингапуре, хотя тоже сражались за обреченное дело.

Бригадный генерал Дуайт Эйзенхауэр, имевший несчастье послужить под командой Макартура несколькими годами ранее, писал в дневнике: «Бедный Уэйнрайт! Он сражался, а вся слава достанется Макартуру. Как публика может принимать за чистую монету его тирады, которые мы всегда считали верхом идиотизма? Но он – герой! Так-то»22. В США комментаторы и радиоведущие выжимали из Батаанской саги каждую капельку национальной гордости, прославляли схватки на море и начавшую в Америке пока еще довольно вялую мобилизацию. Но там, на Тихом океане, никто не обманывался. Каждый солдат, матрос и летчик союзников видел, что во всех уголках этого театра войны невозбранно господствует противник. Лейтенант Роберт Келли из Третьей эскадры мотокатеров – той самой, которая эвакуировала Макартура с Коррехидора, – сказал: «В новостях изображают так, словно мы выигрываем войну. Нас от этого тошнит. Мы-то навидались этих побед. Их у нас было предостаточно – и все японские. Но, если нам удавалось хотя бы отразить атаку, заголовки газет вопили: “Победа!”»23