Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов

«К еще более загадочным и даже головоломным произведениям, чем “Слово о полку Игореве”, принадлежит “Слово о погибели Русской земли”. Сейчас известны два почти идентичных списка памятника: первый, более ранний, — XV в., и второй, более поздний, — XVI в.; оба списка одинаково дефектны и восходят к общему протографу, но список XV в. сохранил более древние черты. По не очень ясным упоминаниям князей в дефектном списке “Слово” датируется XIII в., — то ли 1238 г., то ли временем до 1246 г., то ли и более поздними годами».

Памятник этот являет собой текст, который вызывает ряд недоуменных вопросов у исследователей.

«Исторический смысл “Слова о погибели Русской земли” все-таки неясен. Недоумения начинаются уже с заголовка памятника. В раннем списке XV в. заголовок написан с буквенными исправлениями и явными искажениями и поэтому может быть прочтен по-разному: “Слово о погибели Рускыя земны и о смерти великого князя Ярослава”; или же “Слово о погибели Рускыя земны по смерти великого князя Ярослава”. В списке XVI в. такого заголовка нет вообще. О какой “погибели Русской земли” идет речь, — неясно, потому что в обоих списках сохранилось только самое начало произведения, всего 2 странички. Причем переписаны они без понимания и внимания; текст настолько испорчен, что, например, в списке XV в. на все 45 строк отрывка памятника приходится более 20 ошибочных или переправленных написаний слов, искажений фраз и словесных пропусков; даже имя Владимира Мономаха написано неверно: “Володимеру Иманаху”. Естественно, что столь небольшой и искаженный текст с трудом поддается истолкованию и допускает различные догадки о его смысле».

Для уяснения главного смыслового послания читателю данного текста необходимо найти ту точку отсчета, с которой автор начинает повествование о бедствиях Руси. «…Неясное высказывание в “Слове о погибели Русской земли” о времени “болезни” христиан “от великого Ярослава и до Володимера”, вероятно, так же неточно вело отсчет по неопределенным пикам деятельности этих великих князей, — примерно, от второй половины деятельности Ярослава Мудрого и до первой половины деятельности Владимира Мономаха, то есть с 1040-х или 1050-х годов и по 1110-е годы (Владимир Мономах стал великим князем в 1113 г.). Значит, “болезнь” продолжалась 60 лет. Но отсюда следует, что время “погибели”-разорения Русской земли и время “болезни”-горя христиан в “Слове”… относится ко второй половине XI — началу XII в. Однако в “Слове о погибели Русской земли” время “болезни” продолжено до Мономаховых правнуков — “и до ныняшняго Ярослава, и до брата его Юрья князя Володимерьского”… Так или иначе, но “болезнь” христиан распространялась на первую половину XIII в. Но выражение “и до ныняшняго Ярослава, и до… Юрья” означало не непрерывное продолжение “болезни” в течение XII–XIII вв., а ее рецидив при Ярославе и Юрии Всеволодовичах. Предыдущие княжения их прадеда Владимира Мономаха, их деда Юрия Владимировича Долгорукого и их отца Всеволода Юрьевича Большое Гнездо “Слово” не могло считать подверженными “болезни”, так как восхваляло этих князей. Скорее всего, в последней, оборванной фразе “Слово о погибели Русской земли” неявно наметило два этапа “болезни” христиан на Руси: первый этап — “болезнь” во второй половине XI–XII вв.; второй этап лет через 100 — “болезнь” в первой половине XIII в., после смерти Всеволода Юрьевича Большое Гнездо в 1212 г.».

Таким образом, нетрудно заметить, что для автора «Слова» «болезнь» — это отсутствие единодержавия на Руси. Следовательно, помещение «Слова» перед Житием Александра Невского прозрачно прочитывается как обозначение новой вехи, когда с периодом княжения Александра, несмотря на татарский разгром, христиане излечиваются от болезни политической розни. И этот смысл «Слова» имеет для нашего исследования принципиальное значение, так как подтверждает нашу мысль о том, что сама идея необходимости единодержавия во времена Александра Невского уже стала достоянием образованных слоев древнерусского общества.

В стенах владимирского Рождественского монастыря, где был погребен Александр Ярославич, создавалось его Житие. Здесь же свершилось и первое посмертное чудо, свидетелями которого были не только митрополит Кирилл и эконом Севастьян, но и множество народа, участвовавшего в его погребении 23 ноября 1263 г. Первая редакция его Жития была составлена в этом же монастыре, вероятно, в 1282 г. одним из монахов, который, вне всяких сомнений, был сподвижником князя, знал лично его и его окружение. Профессор Ю.К. Бегунов, наш замечательный отечественный историк, весомо полагает, что Житие было написано не без влияния галицкой литературной школы воинских повестей, в традиционном духе житийной литературы светских властителей, например Vita Constantini Евсевия Памфила. Древнерусские произведения о героях прославляли их как добрых христиан, чудотворцев и преподобных. Вся их земная и государственная деятельность, их политические и военные успехи изображались как следствие их веры и праведности.

«После смерти в 1262 году Александра Невского было написано его “Житие”. Еще В.О. Ключевский — один из крупнейших знатоков житийной литературы — называл “Житие Александра Невского” “исключительным, своеобразным опытом жития, не повторившегося в агиографии”. А другой исследователь княжеских житий — Н. Серебрянский видел в его основе особую светскую повесть о “мужестве” Александра Ярославича, но не привел ей аналогий. Аналогия существует только одна — “Жизнеописание Даниила Галицкого”, но тогда на это произведение смотрели как на летопись и никаких параллелей и сравнений не проводили. Впервые их сопоставил Д.С. Лихачев, доказав прежде всего, что оба памятника относятся к жанру жизнеописания. Для нас очень важны наблюдения и выводы ученого относительно значительной близости этих двух произведений, дающей возможность предположить, что они созданы одним автором. Д.С. Лихачев связывает появление “Жития Александра Невского” с именем Кирилла, полагая, что княжеское жизнеописание создано по заказу митрополита. Однако в позднейших работах, в частности, во вступительной статье к третьему выпуску “Памятников литературы Древней Руси”, он пишет: “Светское “Жизнеописание Даниила Галицкого” послужило образцом для церковного “Жития Александра Невского”… “Житие…” было, по-видимому, составлено в том же кругу книжников, ибо “печатник” Данила — Кирилл — стал митрополитом Кириллом, переехавшим на северо-восток и помогавшим Александру. Он сам, этот Кирилл, или кто-то из его окружения составил оба жизнеописания — и Даниила, и Александра. Мы сейчас оставляем в стороне спор историков о том, был ли до своего поставления в митрополиты Кирилл именно печатник князя Даниила, или речь должна идти о другом Кирилле, но также весьма близкого к Даниилу Романовичу. Но то, что митрополит Кирилл был причастен к увековечиванию памяти и Даниила Галицкого и Александра Невского, в том нас должны убедить нижеприведенные аргументы.

В этом убеждает множество стилизованных и лексических совпадений”. Однако исследователь никак не объяснил, как могло случиться, что жизнеописание Даниила, которое, по мнению ученого, “прервалось до его (Даниила. — Авт.) смерти в 1264 году — где-то около 1255–1256 годов” и составлялось в Холме, может принадлежать перу Кирилла, уже пять или шесть лет к тому времени проживавшего в Суздальской земле? Наиболее ценными остаются рассуждения Д.С. Лихачева о сходстве стилей двух произведений и возможном их общем авторе… В обоих жизнеописаниях автор строит повествование, следуя основным жизненным вехам героев, опираясь при этом как на собственные наблюдения, так и на воспоминания и рассказы участников событий и князей… Важно отметить, что в обоих памятниках одинаково использован заимствованный материал: в значительной степени он приходится на ранние периоды жизни князей. В “Жизнеописании” — до середины 20-х годов, на тот период, который автор не мог знать по своему возрасту; а в “Житии” — до начала 1250-х годов. Последнее обстоятельство для нас особенно важно. Ведь если события в “Житии Александра Невского” до 50-х годов передаются со ссылкой на свидетелей в авторском пересказе, а после 1250 года уже в изложении очевидца, то, следовательно, автор появился в окружении Александра Невского после 1250 года. Да он и сам говорит об этом в начале своего труда: “Азъ худый и многогрешный… покушаюся писать житие… князя Александра, сына Ярославля… понеже слышахъ от отецъ своихъ и самовидецъ есмь възраста его, радъ бых исповедалъ… честное и славное житие его”».