Магистр - Дмитрий Дикий

* * *

Чего они хотели? Того же, чего все Александры и Цезари до и после них, – власти. Известно, что всякая власть отравляет, а власть абсолютная отравляет абсолютно; реже говорят о том, что всякий правитель рад быть отравленным, всякий правитель знает и хочет сделать как лучше, и ни один Александр или Цезарь не идет в поход во имя торжества зла. Мы уже упоминали общехристианскую систему координат, в которой действовали средневековые и возрожденческие политики, добавим же к ней особые способности и владение великой христианской реликвией, передававшейся по наследству от Венсана де Монпелье. Что знали о себе и о мире Александр и Чезаре? Что вся традиция созидания, описанная в многочисленных трактатах, – лишь мечта о созидании, основанная на чудесах великого и единственного пророка. Чудеса Христа не были фокусами, не были и целью Его, то была окраина, периферия Его божественной сущности. Почему способность менять мир передалась дотоле безвестному дворянину из Монпелье и усилилась после получения им драгоценного копья, они не знали. Они знали только, что мир был полон материала для созидания, он был готов взаимодействовать с преобразователями, и поэтому из глубин венецианской лагуны пришел к ним на службу Страттари – квинтэссенция сил природы, сполна оценить которые не могли даже они.

А мир бесконечно стремился к преобразованию, не к обычному, эволюционному, а к магическому, тому, что досталось Ланцолам по Божьей милости. Маги, алхимики, прорицатели, колдуны и шаманы думали, что́ могут втиснуться между реальностью, Светом и потусторонним миром, в лучших традициях Гермеса безнаказанно сшить их, до бесконечности продлевая свое существование здесь. Где же еще? Здесь, где есть люди, готовые признавать, славословить, заглядывать в глаза… здесь, где синее небо, терпкое вино, вкусная дичь, яркие каменья, тяжелый бархат и тонкий расшитый шелк, гладкие женщины с алыми губами, смех и слезы.

На этом стремлении к волшебному преображению поднялось культурное тесто столь высокое, что уже к шестнадцатому веку стремящиеся вполне всерьез поверили, что носителей магических способностей много, что многое уже было достигнуто, а еще большего можно достичь. Кто-то летал, кто-то возносился, кто-то кому-то являлся во сне или даже наяву и что-то говорил, кто-то двигал что-то при помощи мысли, а кто-то при помощи слов кого-то вызывал и что-то ему поручал. Каково же было разочарование кардинала Джованни, когда он понял, что истинная преобразовательская сила сконцентрирована в одних руках – вернее, в двух парах рук – и ничего с этим не поделаешь. У всех остальных были мелкие фокусы, а у Ланцолов… Джованни всю жизнь потом снилась одна сцена, свидетелем которой он нечаянно стал. Гуляя вдоль Тибра как-то ночью и размышляя о прелестях папской дочери, он увидел на мосту Сант-Анджело две фигуры – папу и папского сына, ненавистного Чезаре. Двое стояли, мирно опершись локтями о перила, и смотрели на Тибр. Постояв, старший распрямился и указал рукой вдаль, а младший кивнул. Затем Джованни увидел идущую по реке флотилию; корабли были огромны. Тибр в Риме – река судоходная лишь условно, поэтому Джованни, проследивший, как мимо него и сквозь мосты проходит корабль размером с ветхозаветный ковчег, потерял сознание. Очнувшись, он был готов поверить, что его попутал бес, без сомнения, всегда находившийся поблизости от чертовых Борджа, но через несколько дней пришли известия о важной договоренности с турками, сделанной под каким-то совершенно смехотворным с виду предлогом. Джованни смешно не было.

Оставалось пустить по следу Копьеносцев медового котенка с пером в пасти.

Странное благословение было и ограничением. У Ланцолов не было и не могло быть ни «совета», ни «организации». Они были одиноки, и в своих всеобъемлющих планах могли, как египетские фараоны, рассчитывать только на неизвестное будущее, которое им, впрочем, иногда открывалось. В этом будущем они видели великие сражения, грандиозные войны и возможность наконец-то закончить их, чтобы объединить мир так, как они пытались объединить вокруг Папской области Италию, – под властью носителей Копья. Под властью Ланцолов. Они ткали свою управляющую реальность, как Парки, аккуратно пришивая ее к реальности современной.

Правда, то было довольно кривое зеркало, а как же иначе. Ведь оно было создано людьми Средних веков с их представлениями о географии, химии и астрономии, сколь бы многими знаниями они ни владели. И если были в их создании относительно простые идеи, вроде алхимического дворика по производству золота и драгоценных камней (ставшего Короной гиптов), то большая часть Ура оставалась для их потомка загадкой. Да, Ратленд понял принцип «работы» Ура: чтобы бисерины, которыми заткана картина истории, отлетели, освободив ткань, узелки надо срезать с обратной стороны. Но где расположены эти узелки, и какие нитки они держат? Винсент подозревал, что даже первые созидатели понимали это не слишком хорошо. Потому они и не стремились в свой мир, как не спускаются банкиры к сейфам с сокровищами. Так или иначе, они как-то черпали оттуда богатство, и этим дело ограничивалось: слишком много усилий уходило на бои с Гаттамелатой. Иони довольно благополучно отбивались вплоть до Гвидо Ланцола, чуть не повернувшего ключ, – до Гвидо, на котором линия Копьеносцев почти оборвалась.

Магистр бросил автомобиль поблизости от Священной дороги, посередине пустынного снежного поля на полпути между Верденом и Сюлли, и вошел в ничто, а вышел в неизвестной местности на бесконечной дороге между высоченных стен. Вернее, не вышел, а выехал: под седлом его шел мрачный вороной жеребец, словно родившийся уставшим, а из-за плеча на вполне ихэтуаньский манер выглядывала рукоятка прямого меча, в которой взблескивал кровью в свете неведомых звезд алый глаз драгоценного камня.

Все города в Уре, кроме Эгнана, окружали стены, а кое-где они тянулись и вдоль дорог. Путешествовать в горах, как говорили, было безопасней, но то была палка о двух концах: порою с гор сходили лавины и неподконтрольные люди, иногда вместе с лавинами, но всегда с убийством на концах ножей. Именно поэтому сообщение между независимыми владениями Ура было весьма затруднено. Кому хочется рисковать головой, путешествуя по загнанным в стены трактам?

В давние времена немногих и особенно ценных путешественников, караваны и даже военные отряды вели когда тайными, а когда явными дорогами магистры, носившие на левой стороне груди характерного вида орден, но работа у них была опасная, да и между собой они жили не очень мирно. Говорят, сами они постепенно друг друга и выбили, а может, не справились всадники-орденоносцы с дорогами и лавинами. Среди современных людей никто уже толком и не знал, как выглядел этот магистерский орден: где-то в архивных документах Камарга, конечно, пылились описания, но какая простому человеку польза от тех архивов? Поэтому говорили об этом ордене и о людях, которые подставляли под него левую сторону груди, как обычно говорят про богатых и знаменитых: рассказывают истории, делая таинственные глаза, а сколько в этих историях правды – вопрос второй. Было известно точно, что все люди ордена, сколько бы их ни было, ездили верхом, а еще, конечно, именно в их руках и была сосредоточена вся власть в мире: они решали на своем тайном совете, кого снять, а кого назначить наместником, правителем, королем или военачальником.