Пространство Откровения - Аластер Рейнольдс

– Со Слукой?

– С женщиной, которая держит нас здесь. – Силвест с его острым чувством исследователя понял, что тюремщики почти ничего не сказали Паскаль. – У нас слишком мало времени, я могу объяснить происходящее лишь в нескольких словах. Люди, которые убили твоего отца, принадлежат к «Истинному пути». Они увлажнисты, насколько я могу судить, вернее, какая-то ветвь этого движения. А находимся мы в Мантеле.

– Я догадывалась, что нахожусь за пределами Кювье.

– Кстати, из того, что они мне говорили, получается, что-Кювье был ими атакован. – Силвест не стал сообщать ей остальное, например что город теперь, видимо, необитаем. Ей это знать не обязательно, особенно сейчас, когда этот город – единственное место на планете, которое ей известно. – Я не знаю, кто там сейчас правит, возможно, это люди, лояльные твоему отцу, а может, и сторонники «Истинного пути». По словам Слуки, твой отец встретил ее отнюдь не с распростертыми объятиями, когда взял Кювье. У нее накопилось достаточно злобы, чтобы организовать его уничтожение.

– Долго же она копила злобу!

– Вот почему у нее не самый взвешенный характер на этой планете. Я думаю, что наш захват вовсе не входил в ее планы, но это случилось, и теперь она просто не знает, что с нами делать. Ясно, что наша потенциальная ценность не позволяет нас уничтожить, но пока… – Силвест помолчал. – Не важно. Что-то происходит. Что-то меняется. Человек, чинивший мои глаза, сказал, что ходят слухи о гостях…

– Каких гостях?

– Мне тоже интересно. Но он ничего не прояснил.

– Зато теперь есть почва для приятных фантазий.

– Если что-нибудь и способно изменить ситуацию на Ресургеме, так это только прилет ультра.

– Для Ремиллиода еще рановато.

Силвест кивнул:

– Если корабль на подходе, то можно смело держать пари, что это не Ремиллиод. Но кто, кроме него, захочет торговать с нами?

– Эти люди могли прилететь не ради торговли.

Наверное, следует считать это признаком высокомерия, но Вольева совершенно не умела перекладывать свою работу на других, как бы абсурдно ни выглядела альтернатива. Она была рада – если это слово в данном случае уместно – усадить Хоури в кресло, чтобы та попыталась уничтожить сбежавшее с тайного склада орудие. Она была готова даже допустить, что без помощи Хоури невозможно выйти из создавшейся ситуации. Но это вовсе не означало, что сама Илиа согласится сидеть сложа руки и ждать, чем все кончится. Слишком уж хорошо Вольева знала свой характер. Она будет биться над решением той же проблемы, только подойдет к ней с другого конца.

– Свинство, – сказала Илиа по-русски.

Как она ни ломала голову, ответ ловко ускользал. Вот уже кажется, готово решение – но другие мысли, забегая вперед, обнаруживают дефекты в логической цепи. С одной стороны, способность критиковать идеи, едва они приходят на ум, когда они даже не успевают полностью сформироваться, доказывает гибкость этого самого ума. Но с другой стороны, откуда взялось крайне неприятное ощущение, что тем самым она снижает свои шансы на успех?

Надо было как-то преодолеть это препятствие.

Вольева употребила слово «свинство», поскольку оно хорошо выражало смесь непонимания и отвращения, которые Илиа испытывала всякий раз, когда заставляла свой разум возвращаться к Хоури – и к тому, что творилось у стажера в голове. А Хоури в данный момент вся без остатка была погружена в абстрактное пространство управления корабельной артиллерией. В этом пространстве обитал и разум ЦАПа, и даже мышление самой Вольевой, поскольку ЦАП – дело ее рук. Сейчас она вела тщательный мониторинг ситуации, используя нейронные датчики браслета.

В голове у Хоури бушует буря, тут никаких сомнений. И эта буря разбрасывает свои мельтешащие пальцы по всему пространству управления артиллерией.

Вольева понимала, что все это как-то взаимосвязано. Все проблемы ЦАПа – безумие Нагорного, Похититель Солнц, самоактивация орудия и вот теперь этот хаос в разуме у Хоури, предвещающий новую беду, – соединяются в одну общую проблему. Наверное, решение существует или по меньшей мере существует общая картина, способная все объяснить, – но от таких предположений нет никакого толку.

А больше всего тревожило то, что даже сейчас, в такой опасный момент, часть сознания Вольевой работала над этой абстрактной проблемой, а не над тем, что было жизненно важно именно сию минуту. Вольевой казалось, что ее мозг – комната, битком набитая учениками. По отдельности они вундеркинды, и если бы слушали ее объяснения, то наверняка показывали бы потрясающие результаты. Однако некоторые ребятишки не желают уделять ей внимание, они лениво поглядывают в окно, пропуская мимо ушей призывы сосредоточиться на важном: собственные заботы кажутся им куда интереснее, нежели скучный урок.

Тут на первый план вышла мысль, скорее даже воспоминание. Оно касалось серии файрволлов, которую Илиа установила лет сорок назад по корабельному времени. Вольева считала, что эти защитные экраны станут последней преградой, сдерживающей проникновение извне разрушительных вирусов. Ей даже в голову не приходило, что они и в самом деле могут понадобиться, и уж тем более в такой ситуации, как сложившаяся сейчас.

А вот теперь она почему-то вспомнила об этих файрволлах.

– Это Вольева, – сказала она в браслет, чуть ли не задыхаясь от натуги – так тяжело было вытаскивать из памяти необходимые команды. – Доступ к защитным протоколам. Степень опасности – лямбда плюс, максимальная боеготовность, проверка работоспособности, полное автономное подавление отказов, критичность – девять баллов по Армагеддону, обход системы безопасности – красный-один-альфа, все привилегии триумвиров сохраняются, все привилегии нетриумвиров отменены.

Вольева перевела дыхание. Она надеялась, что прочитанное «заклинание» открыло ей все двери, ведущие к сердцу оперативной матрицы корабля.

– А теперь, – продолжила она, – вызвать и запустить исполняемый модуль «Паралич». – Про себя же она прошептала: «И побыстрее, черт побери!»

«Паралич» активировал все файрволлы, которые установила Вольева. Она сама написала программу, но это было очень давно – еле удалось вспомнить, что конкретно делает «Паралич» и на какую часть корабля распространяется его влияние. Это была своего рода игра: Вольева хотела парализовать достаточный объем корабля, чтобы обезвредить орудие с тайного склада, но в то же время оставляла себе пространство для попыток собственноручно остановить вышедший из подчинения механизм.

– Свинство, свинство, свинство…

По дисплею ее браслета бежали сообщения о сбоях в программе. Различные системы (в первую очередь важные системы корабельного управления и жизнеобеспечения), до которых попробовал добраться «Паралич», отказали ему в доступе. Если бы «Паралич» сработал как надо, это имело бы для корабля такие последствия, какие вызывает у человека сильный удар по голове: внезапная остановка всех второстепенных систем и обратимый ступор. «Ностальгия по бесконечности» понесла бы поверхностный ущерб – Вольева смогла бы его устранить, утаить или как-нибудь объяснить. Но действия «Паралича» дали другой эффект. Если сравнивать с человеком – как если бы у него онемел только кожный покров, да и то не весь.