Дочь крови - Энн Бишоп

Вильгельмина ехала следом, пытаясь успокоить взбудораженного пони, но только сильнее его нервировала.

Деймон тоже вскочил в седло и тронулся было вперед, но тут же натянул поводья. Джанелль сидела на пони не двигаясь и не отрывала взгляда от поворота дороги. Ее удивительные глаза наполнились гневом и болью из-за глубокой раны, которая была настолько глубокой, что даже Деймону не хватило бы магии, чтобы залечить ее. Под детскими чертами можно было различить древнее лицо, которое обжигало его огнем и холодом, сковывая сердце шелковыми цепями.

Он сморгнул слезы, и перед ним снова оказалась мисс Джанелль с детским, неоформившимся личиком и глупым взглядом светлых голубых глаз. Она застенчиво улыбнулась ему и пришпорила пони, который послушно потрусил вперед. Из-за поворота выехали Филип и Леланд и замерли на месте.

Стоя на другом конце поля, Князь посмотрел сначала на Деймона, потом на Джанелль. Он не сказал ни слова, догнав маленькую группу всадников, но постарался сделать так, чтобы девочка ехала рядом с ним всю дорогу до конюшни.

Деймон застегнул рубиновые запонки на рукавах рубашки и потянулся за смокингом. У него не было ни единой свободной минуты с того момента, как он покинул конюшню. Сначала Леланд заявила, что ей нужен сопровождающий в довольно продолжительном походе за покупками, в процессе которого она, кстати, так ничего и не приобрела, затем Александра неожиданно решила посетить художественную галерею, и, наконец, Филип настоял на том, чтобы они посетили скучные вечера, на которые Деймону пришлось явиться вместе с женщинами.

Что-то, произошедшее утром в поле, заставило их всех занервничать. Это что-то походило на ураган в тумане, то и дело прорезаемый молниями. Они хотели во всем обвинить его, поверить, что Деймон каким-то образом расстроил девочек, что они сами ни в чем не виноваты.

Дамам нравится окружать себя тайнами.

Но только не Леди Джанелль Бенедикт. Она не пыталась изображать таинственность, она дышала ею. Девочка скользила под яркими лучами солнца, окружив себя коконом чернильной тьмы, плавно окутывавшим ее, скрывая, показывая, зачаровывая, пугая. Она не могла позволить себе поведать другим о своих секретах из-за боязни наказания. Возможно, это и к лучшему. Джанелль в полной мере овладела искусством притворства и понимала, как отреагируют близкие, узнав правду о ней, и все же не могла постоянно носить маску, потому что любила их.

«Сколько же людей знают о ней хоть что-то?» — подумал Деймон, проводя щеткой по волосам. Сколько таких же, как он, хранили ее тайны, считая их своими?

Все конюхи — в том числе и Гиннес — знали, что она ездит на Темном Танцоре.

Но Филип, Александра, Леланд, Роберт и Графф даже не подозревали об этом.

Повариха знала о ее способностях целительницы — как, впрочем, и Эндрю. И юная горничная, которой старший лакей разбил губы, когда она отказала ему. Деймон видел девушку тем же утром, когда по ее лицу текла кровь. Однако часом позже она прошла мимо него по коридору, но теперь ее губы лишь немного припухли, а в глазах появилось восторженное выражение. Точно так же тайну хранил один из старых садовников, получивший из ее рук мазь для больных коленей. И Деймон тоже.

Вильгельмина знала, что ее сестра может исчезнуть на несколько часов, чтобы навестить безымянных друзей или отправиться на занятия к неизвестному наставнику, и о том, как именно в беседке выросла ведьмина кровь.

Он сам знал о ее ночных прогулках по дому и тайном изучении древних книг, посвященных Ремеслу, он знал, что в ее детском обличье скрывалось что-то пугающее и вместе с тем прекрасное. Деймон понимал, что, когда Джанелль вырастет и это нечто вырвется наружу, она больше не сможет жить со своей семьей.

Но Филип, Александра, Леланд, Роберт и Графф ни о чем не подозревали. Они видели перед собой ребенка, который не мог научиться простейшим основам Ремесла, ребенка, которого считали эксцентричным, странным и капризным, ребенка, который осмеливался высказывать жестокую правду, старательно избегаемую взрослыми, ребенка, которого они не могли любить достаточно сильно, чтобы принять таким, какой он есть. Ребенка, который походил на булавку, скрытую в наряде, которая все время царапает кожу, но ее невозможно отыскать и вытащить.

А сколько людей вне Шэйллота знали, что собой представляет Джанелль?

Но не Филип, или Александра, или Леланд, или Роберт, или Графф. Не те люди, которые должны были оберегать ее, защищать. Именно они представляли наибольшую опасность для девочки. Ее близкие могли причинить боль, запереть, уничтожить. Те, кто должен был оберегать Джанелль, стали ее врагами.

Значит, это и его враги.

Деймон в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале, желая убедиться, что он ничего не забыл, а затем присоединился к семье за ужином. От него снова веяло холодом.

6. Террилль

Леланд нервно улыбнулась и покосилась на часы в своей ярко освещенной гостиной. Вместо карт на столе стояли бутылка вина и два бокала. Дверь спальни была приоткрыта, и из нее лился мягкий свет.

Деймон почувствовал, как невольно напрягаются все мышцы, и он приветствовал знакомый холодок, распространявшийся по венам.

— Вы требовали моего присутствия, Леди Бенедикт.

Улыбка в тот же миг исчезла с ее губ.

— Э… да, но… Вы, кажется, очень устали. Я хочу сказать, мы в последние несколько дней, должно быть, совсем утомили вас… Может, вам бы стоило отправиться в свою комнату и хорошенько выспаться? Да, вы действительно выглядите усталым. Почему бы вам просто не отправиться к себе? Вы ведь действительно пойдете только к себе, верно? Я хочу сказать…

Деймон улыбнулся.

Леланд покосилась на дверь спальни и покраснела:

— Видите ли, я и сама не слишком хорошо себя чувствую. У меня совсем нет настроения играть в карты.

— У меня тоже, — произнес Деймон, потянувшись за бутылкой вина и штопором.

— Вам вовсе не обязательно это делать!

Деймон сузил глаза, изучая женщину.

Та поспешно спряталась за кресло.

Он поставил бутылку, положил штопор и опустил руки в карманы.

— Вы совершенно правы, Леди. Я действительно очень устал. Пожалуй, я воспользуюсь вашим милостивым предложением и покину вас. — «Но к себе не пойду. По крайней мере, пока».

Леланд слабо улыбнулась, но из-за спинки кресла, впрочем, не вышла.

Деймон покинул комнату, прошел прямо по коридору, свернул за угол и остановился. Сосчитав до десяти, он сделал два шага назад.

Филип, подошедший к двери Леланд, замер на месте, увидев «раба для утех» в конце коридора. Они смотрели друг на друга несколько секунд, а затем Деймон кивнул в знак приветствия и вновь завернул за угол. Он замер, прислушиваясь. После продолжительного молчания в тишине отворилась дверь комнаты Леланд, снова закрылась, и раздался щелчок запираемого замка.