Жалобная книга - Макс Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только корица и мускат.
– Надо было мне сказать, я бы из дома взял, если уж тебе так в душу запало… Ладно, попробую обойтись тем, что есть. Кофе у тебя классный, лучше, чем я обычно покупаю, поэтому, думаю, все у нас получится… А ты давай рассказывай, не тяни.
– Да я вот, честно говоря, все соображаю, с чего начать?.. Ну, как я разыскал девочку и дождался, пока она загрустит, это не очень интересно, да? Сам не маленький, и без меня все понимаешь… Потом все как обычно, пожил немного в ее шкурке. Это было скорее приятно, чем нет, особенно когда начался индийский период, но ничего выдающегося. Потом девочка, как и рассказывала твоя Варвара, познакомилась со старухой. Вернее, познакомится. Забавная путаница выходит у нас со временем, что да, то да… Скажем так: однажды, примерно год спустя, в нескольких тысячах километров отсюда одна старая индийская ведьма заговорит со своей юной подружкой и скажет – не ей, мне: «Сынок, да что ж ты такой неугомонный?!» И я всерьез задумаюсь: а действительно, с чего бы?.. Вернее, я-то как раз не «задумаюсь», а «задумался». Глагол должен быть в прошедшем, на фиг от меня ушедшем времени. Странно, да?.. Наша беседа для этой тетки, Мататары, в будущем, а для меня – в прошлом, и, знаешь, не представляю, каким образом, но ведьма это прекрасно понимала! Возможно, куда лучше, чем я сам.
Он умолкает. Достает из холодильника обещанную кормежку: бутерброды с красной рыбой, оливки, сыр с прожилками синей плесени, еще какую-то прекрасную дрянь из серии «ужин одинокого буржуя». Я понимаю, нелегко человеку. Что-то такое нужно рассказать, для чего и слов-то пока не придумали. Некому было придумывать нужные нам сейчас слова, ибо из походов, подобных Юркиному, надо думать, мало кто возвращался. Вот и сбивается с одного на другое, жилы из меня тянет – не со зла, просто не выходит иначе.
– Что-то особенное между вами вышло? – спрашиваю. – Или просто поговорили по душам, и ты вернулся сюда?
– Просто поговорили по душам, да, пожалуй… Если ты имеешь в виду, не применяла ли она силу, то нет. Исключительно силу убеждения. Назвала меня «пропащей душой», представляешь? А потом предложила поговорить наедине, без свидетельницы. То есть без Лии этой, из-за которой весь сыр-бор.
– «Наедине» – это как? – изумляюсь.
– Не знаю. Трудно сказать. Все было странно. Она что-то такое проделала, какой-то неуловимый, незначительный на первый взгляд жест – Знак, что ли, вроде нашего? – и мы вдруг оказались наедине. Тотальное уединение вдвоем, когда для меня весь мир состоял лишь из ее лица и голоса, а ее миром, надо думать, был я… Знаешь, на самом деле эта Мататара вовсе не старуха. И вряд ли просто ведьма. Она – нечто большее. Не знаю – что. Не богиня же, в конце концов…
– Почему нет? – ухмыляюсь. – Индия – страна чудес. Там боги и должны бы ходить босиком по улицам городов или даже открывать рестораны национальной кухни. Самое то.
– Вот прямо сейчас не нужно надо мной смеяться, ладно? Потом, если захочешь, посмеешься. Мне и так трудно рассказывать.
– Прости. Я не смеюсь, но все равно прости. И ведь знаю, что самые важные вещи трудно рассказывать, а сам, дурак, перебиваю. Все, заткнулся. Продолжай. Как это было?
– «Как?» – это вопрос, на который у меня нет ответа. Как-то «не так» – вот тебе самое точное определение. Я и не помню-то толком ничего, кроме нашей беседы. Потому что разговор, каким бы диковинным ни казался, – он и есть разговор, дело привычное. А все остальное было настолько не похоже на хоть что-нибудь знакомое… Ладно, все это интересно, но вряд ли очень важно. Важно то, что она мне рассказала… Начало, кстати, было впечатляющее, что да, то да! «Так и знала, что ты не демон, а просто человеческий щеночек», – говорит. Представляешь?
– Человеческий щеночек? Смешно звучит. Нелепо и трогательно. Точно ведь богиня… Ну ладно, ладно, Бодхисаттва какая-нибудь. Не знаю я толком тамошнего пантеона, поэтому – все, молчу. Мол-чу! Где у тебя чашки? Сейчас отколочу твою посудину, и можно будет разливать.
– Варежку возьми, над плитой. А чашки сейчас дам. Так вот, потом эта… это… существо, с которым я остался наедине, вполне доходчиво объяснило мне, чем, собственно, занимаются накхи. Мы с тобой, в частности.
– Хочешь сказать, ты прежде этого не знал?
– Хочу сказать, что прежде я знал, мягко говоря, не все. Я знал, что нужно делать и как. Знал, чего ни в коем случае нельзя и что вполне возможно. И еще думал, будто знаю, зачем это нам нужно. Победа над временем, накопление богатого персонального опыта в кратчайшие биологические сроки, стремительное индивидуальное развитие за счет интенсивного бытия и все такое прочее… Думаю, мы все примерно одинаково это себе представляем. Так ведь?
– Ну… Да, пожалуй. Примерно так…
– Так вот, – вздыхает. – На самом деле дело обстоит совсем иначе.
Он умолк, прикрывшись кофейной чашкой. То ли формулирует, то ли просто наслаждается напитком. Я, по крайней мере, использую паузу, чтобы сожрать бутерброд. Забегались мы с Варей сегодня, заплутали в каменной московской тайге, на обед было у нас по чашке кофе, на ужин – мечтательное обещание себе: «Вот приедем домой и уж там-то…»
А дома телефон этот трескучий. И, следовательно, никакого ужина.
– Ты вот что, – говорит наконец Юрка. – Имей в виду: то, что я тебе сейчас скажу, будет очень похоже на полную чушь. И ты от нее, скорей всего, отмахнешься. Я бы и сам с радостью отмахнулся – если бы вот так, с чужих слов… Проблема в том, что для меня это, уж прости за пафос, откровение. Всякая информация, полученная в столь невероятных обстоятельствах, – откровение. Надеюсь, такие вещи ты понимаешь.
– Я тоже надеюсь, что понимаю, – говорю. – С трудом представляю твои «обстоятельства», но верю: это было нечто из ряда вон выходящее. Вид у тебя вполне всклокоченный… Ты, по правде сказать, сам на себя не похож.
– Надеюсь, что так. Меньше всего на свете я теперь хочу быть похож сам на себя… Ты дожуй, пожалуйста. И сядь. Ага, вот так.
– Думаешь, сознание потеряю? – ухмыляюсь.
– Скорее уж поднимешь меня на смех. Станешь ржать, подавишься, не дай бог. Так бывает.
– Всякое бывает, – откликаюсь эхом. – Рассказывай, я уже проглотил. И смеяться вряд ли буду. Не думаю, что эта загадочная бабка травила тебе свежие анекдоты.
– Чего не было, того не было… Мне объяснили вот что. Дескать, любая человеческая жизнь – это, грубо говоря, подготовка к смерти, своего рода тренировка духа – как-то так. Ну, это как раз вполне общеизвестная телега… Из нее логически проистекает, что есть только одно важное дело у всякого живого существа: закалиться настолько, чтобы выстоять перед натиском смерти…
– Выжить в момент взрыва, – подсказываю. – Ну да, нужен очень хороший внутренний клей, чтобы сохранить себя в этот миг.
– Совершенно верно. Откуда ты знаешь?
Он изумленно меня разглядывает, словно впервые увидел. Недоверчиво качает головой, кажется, хочет спросить: «Да ты ли это?» – но понимает, что такой вопрос прозвучит совсем уж дико.