Время горящей спички - Владимир Крупин

— Генату осталось? — спросил он. — Видали? Все видали? — Он весело тыкал пальцем в свое лицо. — Я парень резкий, поняли все? И снится мне, на фиг, не рокот космодрома. Вчера иду от вас, встретил Тайсона и Мохаммеда Али. Заговорили. Меня не поняли. Говорю, что ж я, за свое село не могу выйти, я что, в зоне? Отвечали по-своему. Трясли как грушу. Но я ж не плодовое дерево. Уже за свое село и не выйди. Отметелили. Вопрос: раньше били лежачих? — Генат осушил чей-то стакан.

— Лежачих не били, — ответил я, — но и чужие порции не заглатывали.

— Это я стресс сбросил, — оправдался Генат и толкнул спящего соседа: — Слушай, Ахрипов. Я тебя из-за фамилии запомнил. Давно пьешь? Чтобы так, по-серьезному?

— Начал только здесь, — отвечал тот. — Не вынес издевательства.

— Ну-у, — протянул Генат. — Я со школы полощу. Я так заметил: кто впился, тот и живет. А кто то бросит, то начнет, у того башка перестает соображать: он как следует и не балдеет, и толком не протрезвляется.

— Пьянство, — отвечал Ахрипов, — это не потеря времени, а его преодоление. Прошу выключить записывающую аппаратуру. Буду говорить, стоя на одной ноге, то есть коротко. Наполеон проводил советы в стоячем виде.

— Тогда сам вставай. Наполеон.

— Но неужели нельзя понять, — возмутился Ахрипов, — встать не могу. Я лежу на берегу, не могу поднять ногу́. — Не ногу́, а но́гу! — Все равно не мо́гу. Но спину выпрямлю. — Он откинулся на заскрипевшую спинку стула. — Говорить можно при любом положении тела в пространстве. Два афоризма: косноязычие не мешает мысли. И второй: вечность и Россия — близнецы. Время — составная часть вечности. Россия властна над временем, тогда как остальной мир растворяется во времени до нуля. А Россия вписана в вечность, как радиус в окружность. Это для России данное. — И социолог Ахрипов снова уснул.

— А я думал, любовь — это приколы всякие, то-се, хохмочки, а когда сам въехал — тут вообще! Море эмоций! — Это снова выступил Генат. — Говорю ей: меня же клинит, вообще, глюки всякие начались, как это? Не спал, цветы воровал, роман!

— Гена! — Оборонщик стал допрашивать Гената. — Ты работал хоть один день в жизни? Ты заработал хоть на кусок хлеба? На ржаную корку?

— Спасибо за хороший вопрос, — насмешливо отвечал Генат. — Да, работал. Лягушачьи консервы для Франции.

— Вот именно, что Франции. Эгалите, либерте, фратерните! — воскликнул лысый Ильич. — Дали миру лозунги — жрите лягушек. Эти либерте были началом конца.

Генат возмутился:

— Будете слушать? Делал консервы полдня, весь переблевался и больше работы не искал. Меня держат: у тебя перспективы карьерного роста, с год лягушек попрессуешь, потом перейдешь на жаб. Они же ж, французы, и жаб обсасывают. Нет, бомжатская шамовка и то лучше.

— А на что тогда пьянствовал? — сурово спросил оборонщик.

Генат возмутился еще сильнее:

— Зачем же я тогда женился, а? Я не как вы, умники, фигней не занимался. Я не на ком-то женился, а на чем-то. Разница? Подстерег на жизненном вираже и — хоп! Она: «Тихо, кудри сломаешь». Я ненавижу рестораны, сказал ей, вывернув карманы. Теща — змея исключительная. Стиральная машина у ней была первых моделей, раньше на цветметалле не экономили. Культурно отвинтил чего потяжелей и — в приемный пункт. Беру пару, на фиг, бутылей. Ей же, кстати, и налил. Выпила — орать. А я ее звал, и прозвище прижилось, звал: «теща би-би-си». Идет по улице, всем говорит, где что, где кто что. Кто сошелся, кто развелся, кто от кого ушел, кто к кому пришел. Так и звали: «теща би-би-си» или «брехаловка», а это, вам ли не знать, одно и то же. Дедуля, — ласково обратился он ко мне, — позволь приложиться к графинчику. Не к стаканчику.

— Гена, не вульгаризируй общение, — заметил лысый Ильич.

— А ты по-русски можешь?

— Уже не может, — заметил Лева, — год русского языка закончился.

— Обидно вам, — ехидно сказал Генат. — Ученые! И ученых из рая выперли. А то и не пили, и пить со мной не хотели, вот жизнь вас и проучила. На пузырек подсели. — Генат вдруг задвигал ноздрями, услышал запахи, доносящиеся с кухни.

— Пойду на зов желудка, — сказал он. — Искал ее в краю далеком, а где она? Она под боком. Путь к сердцу мужчины лежит через тарелку борща.

И скрылся за занавеской.

Немедленно на середину вышел Ильич, выбросил вперед, по-ленински, руку:

— Может быть, коллеги, кто-то верит избитой пошлости про путь к сердцу мужчины, — жест в сторону кухни, — но путь к сердцу России, — жест к своему сердцу, — лежит через душу. Именно так. Вот эту мысль надо иллюминировать. Зачем я здесь? Затем, что писал речи для первых лиц. Перед вами спичрайтер, который всех переспичит. Но оказались первые лица несмысленными галатами. Не вняли. Теперь мы понимаем, им наши труды, над чем мы горбатились, в папочку «К докладу» не клали. У несмысленных галатов оч-чень осмысленные шептуны при каждом ухе. Я сказал и не был услышан: нельзя талмудычить только о благосостоянии. Возрождение России свершается за год без единого затратного рубля. Первое лицо государства должно посыпать голову пеплом и сказать в послании: «Год молиться — воспрянет страна, только надо молиться без роздыха». Предложение забодали. Там же все с рогами. Друзья мои, — Ильич перешел на задушевные ноты, — друзья мои, если бы с экранов телевизора, кино, из газет и журналов приказом правительства исчезли похабщина, разврат, сцены постели и мордобоя, если бы все это свалить в болото перестройки, тогда б мы жили и дольше, и счастливее. Пока же демократы целенаправленно вгоняют нас в гроб пропагандой адской жизни и картинами гибели России.

— Штампами говоришь, — сердито заметил оборонщик. — Все проще — в гроб вгоняют, чтоб на пенсиях экономить. Раньше у тебя выступления были лучше.

— Да и раньше меня не слушали. Хоть сейчас дай договорить. Самое мерзкое из того, что пришло в Россию, — то, что молодежь ищет не призвания, а выгоды. Девушка ждет не любви, а богатого мужа. Что вы все меня окорачиваете?

— Да ты что, да разве мы можем, и кого? Тебя? Обидеть? — загудел оборонщик. — Ильичушка, родной! Я же вот как помню твои доклады: «Когда появляется Конституция, государство гибнет» и второй: «Когда появляется парламент, народ становится бесправным». Они у тебя сохранились?

— Да если не сохранились, я заново напишу. У меня еще в работе синтез Феофана Затворника, Данилевского, Ильина и Леонтьева. А также глупость цели — стать конкурентоспособными.

— Позвольте поднять личный экономический вопрос, — вступил Лева. — Обещали золотые горы, и — ни копейки. Вы разберитесь.

— То есть вас купили и вывезли? — Я что-то начинал соображать.

— Я не за деньгами ехал, за идею! — заявил оборонщик.

Дверь избы медленно открылась, и так же медленно в дверном проеме появился кирзовый сапог большого размера. Но когда он вдвинулся в избу полностью, оказалось, что сапог надет на женскую ногу. Вскоре хозяйка ноги вдвинулась полностью: