Я и мой летучий мышь - Дарья Ковальская

Король выпучил глаза и стал хватать ртом воздух… А в следующий миг синие глаза потухли, пальцы царапнули белую шею, и василиск рухнул к его ногам, хрипя и содрогаясь в конвульсиях.

— Убить его, мой господин?

Король с трудом сфокусировал взгляд и посмотрел на подножие трона. Там стоял щуплый маленький человечек в широкополой шляпе с пером и в длинном черном плаще, полы которого стелились по паркету. Придворный маг… Монарх перевел взгляд на собственный живот и… не увидел там ничего — ни жуткой раны, ни кровавых ошметков, все было цело. Но… почему?

Василиск затих. Король брезгливо пнул его, заставив скатиться с лестницы к ногам мага.

— Нет. Пусть живет. Еще немного, — прошептал он, с трудом спускаясь сам и все еще прижимая руку к животу. — Ему небезразлична эта девка. Что ж. Теперь просто убить графа — будет чересчур гуманно. Заковать его в браслеты и подвесить на стену. Пусть смотрит на то, что мы с ней сделаем.

Маг поклонился, а у его ног послышался надсадный кашель василиска, хватающего ртом воздух и все еще скребущего когтями по расцарапанной шее.

Архимаги — редкие люди. Да и люди ли вообще? Они рождаются настолько редко, что каждый такой случай заранее занесен предсказателями в летописи с точным указанием даты и места рождения будущего великого мага.

Я помню всего троих. Почему я вспомнила о них?

Да просто потому, что один как раз стоит прямо передо мной. Я вижу его словно через пелену. Тело не слушается. Боль стала единым, монолитным куском, впаянным в тело, и обостряется всякий раз, как я пытаюсь даже просто повернуть голову или закрыть глаза.

— Смотри на меня, — приказал маг.

А я все гадала — сколько ему отвалил король? Архимаги могут такое, что золото, кажется, их больше не прельщает. Или он тоже носит ошейник? А почему бы и нет. Архимаги, кажется, люди, по рождению, а значит, не лишены маленьких человеческих слабостей.

На стене, неподалеку, висит Дрейк. Шея стала багровой и кровоточит. Глаза полузакрыты, руки закованы в браслеты, крепящиеся на длинных цепях, перекинутых через впаянный в потолок крюк. Его тело медленно покачивается. Рядом стоит тролль и методично обливает его водой из ведер. Хочет, чтобы тот очнулся. Правильно. Бить его в бессознательном состоянии не интересно. Странно, впрочем, что Дрейк в принципе оказался здесь. Он же должен был уже быть у себя дома — довольный тем, что уничтожил нас с Пыхом. Пых…

Комок в горле не давал думать. Закрываю глаза и стараюсь не стонать от нахлынувшей дурноты. Мне больно… очень больно. Но я бы отдала все в этом мире. Все. Лишь бы Пых снова был жив. Сидел рядом и по сорок раз повторял, какой он несчастный, что вообще связался со мной. И впрямь не повезло, лучше бы он вообще меня никогда не встречал.

— Итак, моя дорогая, — начал архимаг, стараясь говорить тихо и ласково, словно с пугливым зверьком, — сейчас мы осторожно извлечем из тебя камень. И оставим вас в покое. Возможно, даже вылечим после. Но придется немного потерпеть. Вы готовы?

Так странно видеть эту добрую, теплую улыбку на лице человека, стоящего передо мной. Он же видит мое окровавленное лицо, выдернутые из суставов руки, сломанную спину. Он же все это видит. Но продолжает улыбаться так ласково, словно перед ним сидит забившийся в угол котенок, получивший тапком по спине.

Пытаюсь сказать. Ответить. Но не получается. Тогда просто плюю в ответ. Жаль. Не доплюнула. Зато Дрейк открыл глаза и, сфокусировав взгляд, уперся им в меня. Пытаюсь улыбнуться. Но выходит ужасно. Тогда просто смотрю на него в ответ.

— Прости, — прохрипел он.

После чего тролль врезал каменным кулаком ему в грудь, с хрустом проламывая ребра и буквально вбив парня в стену. Тяжело сглатываю, следя за тем, как его тело покачивается на крюке. Король укоризненно отчитывает тролля, попросив того быть помягче, дабы гость дожил до конца представления. Тролль, тот самый, что недавно сломал мне позвоночник, потупился, бормоча какие-то оправдания и обещая быть «помягче».

Смешно. Мягкий тролль. Какая дикость.

Дрейк закашлялся. И снова открыл глаза. На грудь смотреть не хочется. Смотрю на его лицо. Он — молчит. Ну и правильно. А что тут скажешь?

— Ну что ж, моя дорогая. Вы готовы? — напоминает о себе архимаг и подходит ближе. На лоб мне ложится теплая мягкая ладонь, от которой так и веет теплом и светом. Улыбка у него все такая же добрая и искренняя, что просто сводит с ума. Закрываю глаза, чтобы не видеть его лицо. И жду.

Вторая рука ложится мне на живот — жжется. Я не знаю, как выразиться точнее. Просто именно там я начала что-то ощущать, впервые после того, как тролль врезал кулаком по спине.

Секунды быстро бежали, рука становилась все горячее и горячее. А ощущения в животе из разряда необычных перешли в разряд болезненных, потом острых, потом я начала стонать, тяжело дыша и срываясь на крик.

— Тише, тише, — шептали рядом. — Все хорошо, Кэт. Все нормально. Еще немножко. Ну? Ты же умница. Ты сможешь.

Боль разрывала, раздирала, заставляя жалеть о том, что я все еще чувствую там, внизу, все, что делает эта сволочь. Камень, собираемый по крупицам, — даже не из жил, из клеток, — потихоньку сливался воедино. Но это раздирало ткани, разрывало их, не давало забыться. Я думала, что мне уже все равно. Что я не способна больше чувствовать. Но нет, оказывается, способна. Очень даже способна. И от этого мутилось сознание, погружая разум в безумие, наполненное болью, злобой и тихими голосами, повторяющими на разные мотивы:

«Ну что же ты, еще чуть-чуть».

«Все хорошо, хорошо, Кэт. Ты сможешь».

«Ты же умница. Кто у нас умница? Кэт, конечно. Ну последний рывок. Стисни зубы. Сильнее. Давай!»

Давай!

Давай!!!

ДАВАЙ!!!

В какой-то миг я не выдержала. Меня вышвырнуло куда-то так далеко и глубоко, что я не сразу поняла: то ли я окончательно потеряла сознание, то ли наконец-то сошла с ума. Вокруг бушевал ад. Боль, сталь, кровь, огонь. Много огня. И посреди всего этого хаоса, рева, криков и визга — царил он, спокойный и холодный, с так хорошо знакомой мне усмешкой.

— Ты звала? — Он шевельнул ушами и чуть сощурил свои удивительные глаза.

— Я… не помню. — Смотрю на стенки сферы, кружившей меня и его. Она отсекла крики, жар и боль. Впервые за последний час… или вечность? — я почувствовала себя спокойно. Боли больше не было. Не было вообще ничего, что могло бы меня побеспокоить, кроме памяти.

— Звала, — улыбнулся он. Сверкнули белоснежные клыки. Изучаю их с каким-то ненормальным интересом, сама не зная, что именно меня так привлекло. — Ты просила о помощи. Хотела мести, насколько я помню.

— Да? — Хмурюсь и киваю. — Да. Очень. А ты можешь?

— Хм. Ты просила дать клятву. Я не могу убивать. Помнишь?