За пределами Земли. В поисках нового дома в Солнечной системе - Чарльз Уолфорт

Но Стив рассказал комиссии и о том, что социальная история развития космоса все-таки вписывается в модель американского Запада в более широком смысле. Не в ту модель, которую нам рисуют романы и телепередачи. Их версия самодостаточного, бесконтрольного Запада — фантазия. Запад, каким его знают современные историки, был правительственным проектом, как и космос.

По всему Западу правительство поддерживало развивающую деятельность, на которой могли зарабатывать крупные инвесторы. На западе США Конгресс оплачивал строительство железных дорог большими земельными наделами. На Аляске правительство играло еще более важную роль. Экономика держалась на выписываемых им чеках. Даже сегодня федеральное финансирование прямо или косвенно обеспечивает на Аляске треть рабочих мест.

«Многие пытались что-то делать и обнаружили, что без федеральной поддержки ничего серьезного у них не получится, — рассказывает Стив. — Без нее не могла появиться инфраструктура, необходимая для превращения Запада в место, пригодное к созданию постоянных поселений, а не только к одинокой жизни в сарае посреди пустоши. На Аляске это по-прежнему так».

Федеральная поддержка на первом этапе заселения заключалась в разработке свода правил. Колонии трудно чего-либо достичь без системы управления. Когда США купили Аляску у Российской империи в 1867 г., американцы хлынули в единственный значимый город, Ситку, в поисках новых возможностей. Но Конгресс не утвердил законодательной базы для сообщества его жителей. Когда горожане попытались поднять школьный налог, у налогоплательщиков не было причины подчиняться. Кроме того, у здешних жителей не было способов зарабатывать деньги. За несколько лет город опустел, большинство новоселов покинули Аляску.

«Люди отправлялись на американский Запад не за тем, чтобы остаться бедняками, — говорит Хейкокс. — Они ехали туда, чтобы улучшить свое положение. Неудивительно, что половина из тех, кому это не удалось, вернулись домой».

Старатели-одиночки пробивали себе дорогу сквозь пустоши Аляски в поисках золота. Подобно технологическим стартапам, надеющимся на скорое богатство, большинство из них искали что-нибудь, что можно быстро продать крупной компании-разработчику. От правительства им в первую очередь нужна была система регистрации приисков в дикой местности без дорог. (У аборигенов Аляски представления о собственности были совершенно другими.)

Федеральный закон о приисках позволил старателям самим выступать в роли местной власти. На новой территории старатели формировали комитет, который голосованием решал вопросы притязания на места добычи и выбирал человека, ведущего записи. Этот же комитет занимался уголовным судопроизводством. При обвинении кого-либо в преступлении комитет выслушивал свидетелей и голосованием выносил вердикт и утверждал наказание. Ни тюрьмы, ни тюремщиков не было, единственными возможными приговорами были изгнание и смертная казнь.

Если кому-то удавалось найти существенное количество золота, зарегистрированный клерком участок земли можно было перепродать. Туда устремлялся поток искателей новых месторождений и желающих работать на новых шахтах. Вскоре возникал город с шерифом, тюрьмой, салуном и церковью, а затем, нередко всего через пару недель, появлялись мастерские шляпника, портного, дантисты, продавцы газет и все остальное, что должно присутствовать на Главной улице. Если золото кончалось, все уезжали.

«Заболевшие» золотой лихорадкой постоянно жульничали по мелочам и по-крупному, однако случаи перестрелок и вообще личные стычки часто были преувеличены слухами. Организованное, корпоративное насилие встречалось гораздо чаще: между белыми и коренным населением, между рабочими и начальством; нередко одной из конфликтующих сторон было правительство. На Аляске корпоративные банды бились друг с другом за железные дороги. Борьба за каньон Кейстоун у Валдеса закончилась перестрелкой.

Всем управляли корпорации. Впечатляющая цена строительства инфраструктуры ставит развитие Аляски в один ряд с первыми полетами в космос. Только богатые месторождения могли окупить цену строительства железных дорог и трубопроводов через горы, покрытые льдом, и обширные безлюдные просторы. Когда велись крупные проекты по добыче ресурсов — а их было совсем мало, — деньги поступали от правительства и крупных инвесторов, имеющих доступ к финансовым рынкам.

Дж. П. Морган и семья Гуггенхейм, одни из богатейших в мире людей своего времени, оплатили строительство на Аляске крупнейшей Кеннекоттской медной шахты, а также городов для рабочих и 320-километровой железной дороги через горы. Их предположительная монополия на Аляску стала горячей политической темой в ходе президентских выборов 1912 г. Когда Вудро Вильсон победил, в своем первом послании к конгрессу о положении дел в стране он призвал правительство к строительству на Аляске государственной железной дороги. Конгресс выделил $72 млн — чудовищные деньги во времена, когда общие федеральные расходы составляли $735 млн. В пересчете на долю бюджета эта железная дорога обошлась в 20 раз дороже нынешних трат NASA.

Судьба этих двух железных дорог показывает, как частные и общественные организации могли бы сотрудничать в деле освоения космоса.

Говорят, медная руда из Кеннекоттской шахты была настолько богатой, что первая же железнодорожная отгрузка окупила проект целиком. Но, когда руда обеднела, инвесторы быстро закрыли шахту. Недоверчивые обитатели городов спешили на последние поезда, оставляя недоеденные завтраки на столах в городах-призраках, заброшенных на десятилетия. Рабочие растащили железнодорожное полотно на металлолом.

Все это было мало похоже на стабильную колонизацию.

Аляскинская железная дорога, построенная федеральным правительством, продолжала существовать, невзирая на низкую востребованность. Ее сторонники заявляли, что она будет способствовать развитию региона. Они воображали стремительное появление новых ферм и шахт вдоль пути ее следования — экономически необоснованные, не воплотившиеся впоследствии проекты. Эта железная дорога все же породила Анкоридж, но лишь потому, что федеральное правительство создало город на пустом месте и спонсировало его экономику через железнодорожные работы. Первые два десятилетия железная дорога приносила чудовищные убытки, ежегодно покрываемые ассигнованиями Конгресса.

Во времена Великой депрессии руководители «Нового курса» Рузвельта собрали прогоревших фермеров со всех США для работы в новой сельскохозяйственной колонии у железнодорожной ветки к северу от Анкориджа. Этот проект тоже был не очень удачным, но Торговая палата Палмера до сих пор каждый год в июне отмечает Дни колонии.

Важную роль играет ностальгия. Хейкокс говорит, что чествовать первое поколение колонистов начинают, как только новое сообщество предпринимает поиски своей идентичности. После салунов и церквей в новую колонию прибывают юристы и флористы, а за ними — историки.

«Забавно, но не исключено, что третьей или четвертой организацией, основанной здесь, было местное историческое общество, — рассказывает Стив. — Историческое общество обеспечивает аутентичность. Оно придает аутентичность культурному контексту. Оно говорит: вот, были люди, которые сюда приехали, и они были такими же, как мы, а мы — такие же, как они. А они были героями».