Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А надо бы, – заметил Пэриш. – Ты, к примеру, если порежешь палец, белее стенки становишься. Сам же говорил, что однажды, когда у тебя брали кровь на анализ, даже в обморок упал. Что это, если не фобия? И ничем она от проблемы Нормана не отличается.
– Не совсем так, – возразил Уочмен. – Многие люди боятся вида собственной крови. А вот патологическая боязнь отравления встречается довольно редко. Но мне интересно другое: зачем Норман все это нам рассказал? Неужели детские страхи до сих пор так сильно на него действуют, что он не может позволить мне закончить историю об отравлении цианидом?
Кьюбитт одним глотком допил пиво, поставил кружку на стол и проворчал:
– Черт с тобой. Рассказывай свою кошмарную историю. Я потерплю.
– Ну и хорошо… А дело заключалось в том, что я присутствовал при вскрытии той самой особы женского пола, о которой упомянул выше. Ну так вот: когда ей взрезали брюшную полость, я тоже упал в обморок. Но не от вида крови, а от воздействия паров цианида. И патологоанатом сказал мне тогда, что у меня ярко выраженная идиосинкразия на это вещество. Между прочим, после этого я сильно болел. Едва ноги не протянул.
Кьюбитт взял со стола пустую кружку и направился к двери.
– Пойду приму душ и переоденусь. А потом, если хотите, поиграю с вами в дартс.
– Отлично, старина, – улыбнулся Пэриш. – Сегодня мы надерем местным задницы!
– По крайней мере, приложим к этому максимум усилий, – произнес Кьюбитт. Потом, остановившись в дверях, одарил Пэриша озадаченным взглядом. – Между прочим, она расспрашивала меня о перспективе…
– Дай ей крысиного яду! – воскликнул Пэриш.
– Заткнись, – сказал Кьюбитт и удалился.
– О чем это он? – осведомился Уочмен.
Пэриш ухмыльнулся:
– Не о чем, а о ком… Завел, знаешь ли, себе подружку. Так что имей это в виду и ничему не удивляйся. Забавный все-таки тип этот наш художник. Видел, какая у него была зеленая физиономия, когда ты рассказывал о вскрытии? Забавный – и слишком чувствительный.
– Пожалуй, – с легкостью согласился Уочмен. – Но я тоже чувствительный, правда, несколько в другом смысле. Не переношу цианида, который меня едва не убил.
– Я и не знал, что у тебя эта самая… как ты ее назвал?
– Идиосинкразия.
– Это значит, что тебе, чтобы умереть, нужно всего чуть-чуть этой дряни?
– Совершенно верно. – Уочмен зевнул и, не вставая со стула, потянулся всем телом. – Что-то меня в сон клонит. – Наверное, от воздействия морского воздуха. Кстати, довольно приятное состояние. И усталость приятная от осознания того, что добрался наконец туда, куда хотел. В этой связи в мозгу возникают размытые образы поросших живой изгородью аллей, озорных поворотов, речушек и прочих фрагментов преодоленного пути. Прибавь к этому наступившую сейчас релаксацию – и поймешь, что я чувствую себя как на облаке…
Уочмен на мгновение прикрыл глаза, потом снова открыл их и повернулся к кузену.
– Похоже, Децима Мур тоже здесь?
– А как же. И тоже отлично себя чувствует. Но тебе надо держать себя с ней очень осторожно.
– Почему это?
– Потому что, как мне кажется, намечается помолвка.
– Что-то я не совсем тебя понимаю. Кого с кем?
– Децимы с Уиллом Помроем.
Уочмен сел на стуле прямо.
– Я тебе не верю, – резко сказал он.
– Позволь спросить: почему?
– Да потому что этот самый Уилл – простой деревенский парень, к тому же свихнувшийся на политике.
– Ну, она тоже не графиня, – усмехнулся Пэриш.
– Не графиня, конечно, но и не девочка на побегушках в задрипанной гостинице.
– Лично для меня – они представители одного класса.
Уочмен поморщился.
– Возможно, ты и прав. Но она в любом случае дурочка! – С этими словами Уочмен вновь откинулся на спинку стула, а через секунду с удовлетворением добавил: – Ну и хорошо, если так. Ну и славно.
В комнате на минуту установилось молчание.
– Между прочим, здесь еще одна особа женского пола появилась, – отметил Пэриш и улыбнулся.
– Еще одна? И кто же?
– Приятельница Нормана. Я же тебе говорил.
– Правда? Ну и как она – ничего себе? И почему ты, скажи на милость, ухмыляешься, словно Чеширский кот?
– Мой дорогой друг, – с чувством произнес Пэриш, – если бы я мог показывать людям за деньги, как она двигается, разговаривает и ведет себя, то к старости непременно сделался бы миллионером.
– И кто же она такая?
– Ее милость Вайолет Дарра. Акварелистка.
– Кто?
– Художница, пишущая акварельными красками.
– Она что – тебя раздражает? – спросил Уочмен без большого, впрочем, интереса.
– Не особенно. Скорее развлекает. Посмотрим, что ты сам запоешь, когда увидишь ее рядом с Норманом.
Пэриш больше не сказал о мисс Дарре ни слова, и Уочмен, у которого слова кузена особенного любопытства не вызвали, вновь вернулся к столь любезному его сердцу состоянию приятной расслабленности.
– Между прочим, – вдруг произнес он, будто вспомнив что-то важное, – сегодня какой-то гонщик-любитель едва не врезался на огромной скорости в мою машину.
– Неужели?
– Точно так. На пересечении с Дидлстокской аллеей. Вылетел как бешеный из-за холма и едва не протаранил мое авто своей крохотной машинкой. Одно слово – придурок!
– Повреждения?
– К счастью, до этого не дошло. Благодаря моей реакции. Сцепились бамперами всего-навсего. Кстати, этот горе-гонщик показался мне довольно любопытным типом.
– Ты что, знаешь его? – с удивлением спросил Пэриш.
– Нет. – Уочмен взял себя за кончик носа большим и указательным пальцами. Интересно, что он часто так делал, когда на процессе интервьюировал свидетеля. – Нет, я его не знаю, но у меня сложилось впечатление, что этот малый приложил максимум усилий к тому, чтобы я не мог как следует его рассмотреть. Если судить по голосу и манере разговаривать – это человек образованный. А на руках при этом мозоли. А еще у него зубы какие-то неправильные – то ли вставные, то ли вообще фальшивые, иначе говоря, накладные, если, конечно, такие бывают. Короче, он весьма меня заинтриговал.
– Ты очень наблюдательный, – произнес Пэриш со своей обычной полуулыбкой.
– Не больше, чем другие. Но в этом типе и впрямь было нечто странное. Поэтому я и завел с тобой этот разговор. Может, ты с ним знаком? Кстати, его машина стоит сейчас в гараже.
– Разумеется, я не знаком с этим человеком… О! А вот и местные пожаловали.