Ночная музыка - Джоджо Мойес

В полночь она швырнула обручальное кольцо в озеро, а потом, не услышав характерного всплеска, не знала, то ли смеяться, то ли плакать. Но в основном она плакала, потому что из-за предательства Лорана пострадал их сын. Она вспомнила, как в тот роковой день Лоран поцеловал сына в голову, попутно заметив, что Тьерри стал совсем взрослым. Может, это было некое зашифрованное послание? Может, Лоран именно так предупреждал Тьерри, чтобы тот держал рот на замке? Неужели сокрытие факта неверности для Лорана было важнее душевного здоровья собственного ребенка? Или Лоран просто констатировал тот факт, что сын действительно стал взрослым?

Да, теперь все события она видела в новом свете. И от этого голова у нее шла кругом.

Мэтт появился на следующее утро после того, как открылась ужасная правда, и когда Изабелла услышала знакомый звук мотора его минивэна, а затем и стук в дверь – запасные ключи были предусмотрительно из-под коврика убраны, – она встретила его на пороге и сообщила ему, что возобновление ремонтных работ сегодня крайне нежелательно.

– Но вы же просили доделать ванную, – сказал Мэтт. – Уже несколько недель только об этом и твердили. Все, что необходимо, у меня в машине.

Вид у него был ужасный. Подбородок зарос многодневной щетиной, а футболка грязная. Причем грязная не от строительной пыли, а просто серая и жеваная, словно он спал не раздеваясь.

– Нет, – ответила Изабелла. – Сейчас не самое подходящее время.

– Но вы же сами говорили, что хотели…

– Уже много месяцев мы моемся в жестяной ванне. Так какая разница – месяцем больше или месяцем меньше?

И она захлопнула дверь прямо у него перед носом, особо не беспокоясь, что ведет себя не слишком вежливо или что Китти снова заведет свою волынку на тему, что они живут как первобытные люди. Изабелла ненавидела Мэтта за то, что он был мужчиной. За то, что переспал с ней, будучи женатым, но не раскаялся в этом, хотя бы ради приличия. Изабеллу аж передернуло, когда она вспомнила о своем непростительном поведении, которое иначе как двуличным невозможно было назвать. Разве она сама не поступила с Лорой так же подло, как в свое время поступили с ней?

Больше никто к ней не приходил. На телефонные звонки она решила не отвечать. Но держалась она, можно сказать, безупречно. Приготовила обед, полюбовалась на крошечных цыплят, терпеливо выслушала рассказ Китти, которая вместе с Энтони ходила навещать лежавшего в больнице после приступа астмы Асада. И в очередной раз порадовалась, что слышит наконец голос сына. Говорил Тьерри не слишком уверенно и явно стесняясь. Однако он попросил дать ему завтрак вместо того, чтобы, как обычно, молча положить в миску овсяных хлопьев, громко подозвал Пеппера, а днем, заливисто смеясь, погнался за кроликом у озера.

Изабелла была рада, что дети больше не заговаривали о возвращении в Лондон. Ведь в мгновение ока дом в Мейда-Вейл превратился из потерянного рая в место, напоминающее об обмане и предательстве.

Ночью, когда дети уснули, Изабелла, забыв о своей скрипке, решила пройтись по незаконченному дому. Над ухом назойливо пищали комары, под половицами и карнизами шебаршились невидимые ночные существа. Но Изабелла больше не обращала внимания на голый гипсокартон. Несмотря на ветхие стены, дом этот был не хуже и не лучше райского уголка в Мейда-Вейл. Дом – это не только внутренняя отделка, меблировка или качество пола. Не только материальный достаток или безопасность.

Изабелла и сама точно не знала, что означает для нее слово «дом». Но одно она знала наверняка. Дом для нее – это двое мирно спящих наверху детишек.

Чесночница черешковая. Сердечник шершавый. Чабрец и лисички. Байрон шел по опушке леса, где за вековыми деревьями начинались огороженные не одним поколением фермеров пастбища, и при тусклом вечернем свете собирал съедобные растения себе на ужин в знакомых еще с детства местах. Он похудел, но скорее от отсутствия аппетита, чем оттого, что пришлось перейти на подножный корм.

Последние несколько дней он прятался от людей. Днем, в самую жару, спал, а ночью бродил по лесам, пытаясь разработать хоть какой-то план действий.

Теперь Изабелла явно его боялась. Ясно как дважды два. Встретив его в лесу, она подпрыгнула от испуга, а улыбка ее была слишком широкой, слишком ослепительной. И, здороваясь, она тоже держалась не совсем естественно, словно не хотела показывать своего страха. Байрону было не впервой видеть такую реакцию у деревенских жителей, наслышанных о его репутации, но не знакомых с ним лично.

Когда Байрон думал о том, что Изабелла его боится, а ее дети его избегают, ему начинало казаться, будто он вдруг оказался в могиле, из которой не выбраться.

Он понимал: больше нет смысла задерживаться в Бартоне. Его прошлое, обросшее мифами, будет преследовать его, точно шлейф вонючего дыма, пока здесь будут такие люди, как Мэтт. А поскольку здешние земли постепенно скукоживаются под напором так называемой уникальной застройки, технопарков и пахотных хозяйств, очень скоро он, Байрон, просто-напросто останется без работы. Он имел полное представление о карьерных перспективах для людей вроде него: подсобный рабочий в супермаркете, охранник, таксист. Читать объявления о такой работе было для него точно нож острый. Он живо представлял себя на автостоянке, где диспетчер указывает ему, можно или нельзя сделать перерыв, а потом неохотно выдает грошовую зарплату.

Зря я пошел против Мэтта, уже в сотый раз говорил Байрон себе. Надо было держать рот на замке. Правда, он сам плохо в это верил.

– Алло?

Та женщина написала на конверте свой адрес: Вичтри-Гарденс, Бофорт-Хаус, 32. Нетипично для любовницы, подумала Изабелла. Такая точность. Как будто он мог спутать ее с кем-то еще.

Через сорок восемь часов после того, как письма попали ей в руки, она позвонила в справочную службу и выяснила, что по данному адресу проживает только одна Карен. Карен Трейнор – губительница семейного очага и воспоминаний. Кто бы мог подумать, что это имя окажет такое влияние на судьбы стольких людей? Изабелла представляла себе высокую, белокурую, спортивную женщину, возможно, чуть моложе тридцати. Должно быть, у нее безупречный макияж – у бездетных женщин всегда такой, ведь у них полно времени заняться собой. Интересно, а она играет на музыкальных инструментах? Или Лоран сознательно нашел себе женщину, которая не витает в облаках?

Изабелла еще не решила, что будет говорить, хотя уже успела продумать сотни доводов, тысячи убийственных фраз. Только бы не сорваться на крик. Она потребует сказать, куда девались их деньги. Куда возил ее Лоран. Сколько было отелей, поездок в Париж, дорогих обедов, пока она, Изабелла Деланси, считала, что муж в командировке? Она расскажет этой женщине, что та наделала, объяснит ей, что, несмотря на все слова Лорана (а что именно он говорил?), та пыталась разрушить брак, полный страсти и любви. Она поставит ее на место, эту легкомысленную, эгоистичную девчонку. Она ей еще покажет.

Длинные гудки, а затем женский голос – интеллигентный, совершенно обыкновенный, чем-то похожий на голос самой Изабеллы – сказал: «Алло? – И после паузы снова: – Алло?»