Отступник - Елена Долгова

— Был там… Видел… тебя мертвым, застреленным.

Лунатик, конечно, бредил.

— Этого не было, понимаешь? Не было.

— Будет, — едва слышно пробормотал он. — Если меня не послушаешь, то будет наверняка. Я уже был в том телепорте. Несколько раз, да всегда неудачно. В будущее один раз попал. И выбрал тебя изо всех, чтобы на Лиманск вместе идти, только потому что знал наверняка… жить тебе совсем мало осталось… год. Принцип наименьшего вреда. Я тогда не подумал, что можно все переделать. Прости меня, Моро, прости… Только не ходи в «Агропром». И на Янов… не надо. Там — смерть.

Он все время это повторял, а я больше не слушал и волок его дальше. Временами по нам стреляли то чокнутые ренегаты, временами — не менее свихнувшиеся «монолитовцы», насколько пуль, сплющившись, отскочили от бронежилета «Севы». Одна пробила защиту насквозь и неглубоко воткнулась под лопаткой между ребер. По спине сразу побежали горячие стручки крови, но мне было уже все равно. «Велес» пищал будто бешеный, сообщая о радиации, но я не останавливался, чтобы обходить стороной самые «пересвеченные» места. Лунатик затих, он сделался тяжелым и на лицо будто восковым, а на щеках и подбородке залегли синеватые тени.

— Сейчас, уже близко.

На аномалию «телепорт» мы наскочили внезапно, под свист ветра и отдаленные уже звуки боя. Большая, прозрачная, наподобие мыльного пузыря сфера зависла над отдельно расположенной руиной. Она мерцала и подрагивала, чистая и чуждая этим развалинам. В самих развалинах смешалась штукатурка с остатками голубой краски, дранка, стекла, битый красный кирпич, ошметки книг с оторванными корешками и библиотечными штампами на первых страницах. Обезглавленная «девушка с веслом» довершала это зрелище.

— Вот и пришли. Теперь будет и Доктор, и «оазис», и все, что хочешь. Теперь точно получится, я удачливый.

Лунатик не мог больше разговаривать, но я верил, что это победа и теперь никто не умрет. «Оазис», где бы он ни прятался на самом деле, находился в двух шагах.

— Не беспокойся, я тебе верю и не пойду на Янов.

— Хорошо, но ты меня все равно прости, — ненадолго очнувшись, пробормотал он.

Тут я и сделал главную ошибку, опустив Лунатика на землю. Мне только хотелось поправить бинты и проверить, как он держится. Если бы я просто забрался повыше и прыгнул вместе с грузом в телепорт, никто не рискнул бы вмешаться. Но я не прыгнул, я задержался только на секунду.

Этого промедления и хватило на то, чтобы грянул выстрел.

Стреляли сзади, почти в упор, из дробовика.

Стреляли не по мне, а по Лунатику.

Заряд пробил брезент, пробил то, что оставалось от футболки, и разорвал ему грудную клетку раньше, чем я успел вмешаться. Полозов, перезарядив дробовик, подошел и выстрелил еще раз.

Невероятно, но Лунатик продолжал жить и после этого. Я видел, как мучительно шевелилась его изуродованная рука, захватывая горстью грязь и радиоактивный песок.

— Привет, Моро, — небрежно, но по-дружески бросил Полозов. — Ты уж извини, я едва успел.

Он подошел вплотную к корчившемуся телу Лунатика и выстрелил снова, на этот в голову.

— Живучий, нетехнично получилось. Но на этот раз, кажется, все. А теперь найдем место почище, присядем и поговорим. Ты как — курить будешь? Нет? Бросил, говоришь? Ну тогда я покурю.

Полчаса спустя, Зона, Лиманск.

Самое страшное было то, что даже после этого Полозова я не убил. Возненавидел его сразу — да, но при том даже не ударил, до того был ошарашен.

— Хочешь знать всю правду? — спросил он у меня, уже сидя в засохшем скверике на скамье напротив статуи русалки, на гипсовом хвосте которой остались следы от пуль трех или четырех группировок.

— Давай говори, за тем и пришли.

— А мне кажется, что ты и так правду знаешь. Ты ведь для всех ренегат, Моро. А с ренегатом ни один человек долго возиться не будет, хотя бы из чувства самосохранения. А вот если не человек, а мутант…

Он закурил, медленно и со вкусом выпуская струю табачного дыма в покрытое жидкими облачками все еще голубое октябрьское небо.

— Если мутант, то вполне… Ты раньше за Лунатиком ничего странного не замечал?

— Нет, — соврал я.

— А ведь должен был заметить. Раны на нем неестественно быстро заживали — это раз. Спал он мало — это два. Кровь слишком темная — три. Сердце не слева, а справа — четыре. Ну и к пси-воздействию он был устойчив, а сам на мозги он подействовать умел — этого не отнимешь. Вроде мягко, без принуждения, а ведь убедительно… Если есть время слушать, я тебе сейчас всю историю сначала расскажу.

— Да уж, спешить теперь некуда.

— В первый раз этот самый «лунатик» засветился тут аж в восемьдесят третьем лохматом году, я тогда даже в органах не работал. Похожий человек носил фамилию Лунарев, проходил по архивам как младший научный сотрудник НИИ «Радиоволна».

— Он говорил, там его родители погибли.

— Родители? Нет. Родители его, если вообще существовали, в Лиманске никогда не появлялись. И было ему тогда не два-три года, как он тебе наврал, а по документам двадцать два. В ночь, когда на Чернобыле рвануло, Лиманск накрыло облаком, дозу там люди получили такую, что умерли за несколько часов.

— Я слышал.

— Слышал, но не понял. Он там тоже умер вместе со всеми, по крайней мере по документам КГБ. НИИ было закрытое, трупы даже не вывозили, закопали на месте и залили бетоном. Город поставили «на карантин», даже когда ЧАЭС продолжала работать, в Лиманск уже никто не совался. И не было там ни сталкеров, ни аномалий.

— Это все?

— Нет, не все. До две тысячи шестого в Лиманске было тихо, но после супервыброса началось…

— Меня легенды не интересуют.

— Не легенда это, Моро, пойми. Ты про «гражданских зомби» слышал? Знаешь, что это поднявшиеся при выбросе мертвецы восьмидесятых?

— Да.

— Было их много, потом стало поменьше — военные перестреляли. А до этого ходили — тощие, бестолковые. Хотел бы я, чтобы этот «лунатик» был одним из них, но там все гораздо хуже и сложнее. Потому что он не воскрес. Скорее уж совсем не умирал. В документах липа.

— Ему и сейчас на вид двадцать — двадцать два.

— Было, — с усмешкой поправил Полозов. — Пока не умер. Потому что, как выяснилось, объект этот все-таки не бессмертный. Есть мнение, что не человек он вовсе, а имитация. Кем она сделана, для чего, когда… Не спрашивай, Моро, не знаю. Может, прототип действительно умер в восьмидесятых, а этот, новый, на него только внешне похож. А может, он и с самого начала был нечеловек. Мы таких, как он, ниоткуда взявшихся, пока что вычислили одиннадцать. Номер один в этом списке — сам Бархан. Ты его, я так понимаю, ликвидировал — молодец, свой долг выполнил. А теперь попробуй вспомнить, чего ты странного в Бархане заметил?