Щелк! - Любовь Лукина

С какой стати Левушка заскучает? Когда ему скучать? У него же ни секунды свободного времени, ему же приходится постоянно доказывать самому себе, что он значителен, что он — «не просто так»! И он будет громоздить нелепость на нелепость, один монумент на другой, пока не наберется уверенности, достаточной для разговора с Татьяной. Или с учеными. Или со следователем. А если не наберется?

И главное: никто, никто не желает понять, насколько он опасен!

Я не о материальном ущербе, хотя тонны розового туфа, конечно же, влетели городу в копеечку, и еще неизвестно, на какую сумму он угробил мрамора.

Я даже не о том, что Левушка рискует в один прекрасный день промахнуться, телепортируя, и убить случайного прохожего, отхватив ему полтуловища.

Лев Недоногов наносит обществу прежде всего моральный урон. Подумайте, какой вывод из происходящего могут сделать, если уже не сделали, молодые люди! Что незаслуженная слава — тоже слава, и неважно, каким путем она достигнута?

На глазах у детей, у юношества он превращает центр города в мемориал мещанства, в памятник ликующей бездарности, а мы молчим!

Я знаю, на что иду. Сегодня со мной поссорилась жена, завтра от меня отвернутся знакомые, но я не отступлю. Я обязан раскрыть людям глаза на его убожество!..

Я выхожу в кухню и надолго припадаю к оконному стеклу. Там, в просвете между двумя кронами, возле песочницы, я вижу статую. Мерзкую, отвратительную статую с обрубками вместо рук, и на правой культе у нее, я знаю, процарапано гвоздем неприличное слово…

…Плешивый, расплывшийся — ну куда ему в монументы!.. И фамилия-то самая водевильная — Недоногов!..

Я отстраняюсь от окна. В двойном стекле — мое двойное полупрозрачное отражение. Полное лицо сорокалетнего мужчины, не красивое, но, во всяком случае, значительное, запоминающееся…

И я не пойму: за что, за какие такие достоинства выпал ему этот небывалый, невероятный шанс!.. Почему он? Почему именно он?

Почему не я?

В психиатрической клинике меня встретили как-то странно.

— Ну наконец-то! — выбежал мне навстречу молодой интеллигентный человек в белом халате. — Как бога вас ждем!

— Зачем вызывали? — прямо спросил я.

Он отобрал у меня чемоданчик и распахнул дверь.

— Я вообще противник подобных методов лечения, — возбужденно говорил он. — Но разве нашему главврачу что-нибудь докажешь! Пошел на принцип… И вот вам результат: третьи сутки без света.

Из его слов я не понял ничего.

— Что у вас, своего электрика нет? — спросил я. — Зачем аварийку-то вызывать?

— Электрик со вчерашнего дня на больничном, — объяснил доктор, отворяя передо мной очередную дверь. — А вообще он подал заявление по собственному желанию…

Та-ак… В моем воображении возникла сизая похмельная физиономия.

— Запойный, что ли?

— Кто?

— Электрик.

— Что вы!..

Из глубины коридора на нас стремительно надвигалась группа людей в белых халатах. Впереди шел главврач. Гипнотизер, наверное. Глаза выпуклые, пронизывающие. Скажет тебе такой: «Спать!» — и заснешь ведь, никуда не денешься.

— Здравствуйте, здравствуйте, — зарокотал он еще издали, приветственно протягивая руки, — последняя надежда вы наша…

Его сопровождали два огромных медбрата и женщина с ласковым лицом.

— Что у вас случилось?

— Невозможно, голубчик, работать, — развел руками главврач. — Света нет.

— По всему зданию?

— Да-да, по всему зданию.

— Понятно, — сказал я. — Где у вас тут распределительный щит?

При этих моих словах люди в белых халатах как-то разочарованно переглянулись. Словно упал я сразу в их глазах. (Потом уже мне рассказали, что местный электрик тоже первым делом бросился к распределительному щиту.)

— Святослав Игоревич, — робко начал встретивший меня доктор. — А может быть, все-таки…

— Нет, только не это! — оборвал главврач. — Молодой человек — специалист. Он разберется.

В этот миг стоящий у стены холодильник замурлыкал и затрясся. Удивившись, я подошел к нему и открыл дверцу. В морозильной камере вспыхнула белая лампочка.

— В чем дело? — спросил я. — Работает же.

— А вы свет включите, — посоветовали мне.

Я захлопнул дверцу и щелкнул выключателем. Никакого эффекта. Тогда я достал из чемоданчика отвертку, влез на стул и, свинтив плафон, заменил перегоревшую лампу.

— Всего-то делов, — сказал я. — Ну-ка включите.

К моему удивлению, лампа не зажглась.

В коридор тем временем осторожно стали проникать тихие люди в пижамах.

— Святослав Игоревич, — печально спросил один из них, — а сегодня опять света не будет, да?

— Будет, будет, — нервно сказал главврач. — Вот специалист уже занимается.

Я разобрал выключатель и убедился, что он исправен. Это уже становилось интересным.

Справа бесшумно подобрался человек в пижаме и, склонив голову набок, стал внимательно смотреть, что я делаю.

— Все равно у вас ничего не получится, — грустно заметил он.

— Это почему же?

Он опасливо покосился на белые халаты и, подсунувшись поближе, прошептал:

— А у нас главврач со Снуровым поссорился…

— Михаил Юрьевич, — сказала ему ласковая врачиха, — не мешали бы вы, а? Видите, человек делом занят. Шли бы лучше поэму обдумывали…

И вдруг я понял, почему они вызвали аварийную и почему увольняется электрик. Главврач ведь ясно сказал, что света нет во всем здании. Ни слова не говоря, я направился к следующему выключателю.

Я обошел весь этаж, и везде меня ждала одна и та же картина: проводка — исправна, лампочки — исправны, выключатели — исправны, напряжение — есть, света — нет.

Вид у меня, наверное, был тот еще, потому что ко мне побежали со стаканом и с какими-то пилюлями. Машинально отпихивая стакан, я подумал, что все в общем-то логично. Раз это сумасшедший дом, то и авария должна быть сумасшедшей. «А коли так, — сама собой продолжилась мысль, — то тут нужен сумасшедший электрик. И он сейчас, кажется, будет. В моем лице».

— Святослав Игоревич! — взмолилась ласковая врачиха. — Да разрешите вы ему! Скоро темнеть начнет…

Главврач выкатил на нее и без того выпуклые глаза.

— Как вы не понимаете! Это же будет не уступка, а самая настоящая капитуляция! Если мы поддадимся сегодня, то завтра Снурову уже ничего не поможет…

— Посмотрите на молодого человека! — потребовал вдруг интеллигентный доктор. — Посмотрите на него, Святослав Игоревич!