Михаил Орлов - Александр Бондаренко

Якушкин совершенно не хотел ехать в Каменку, к незнакомым людям; у Орлова не было желания приезжать в Москву, других забот хватало, — но в конце концов оба они позволили себя уговорить.

Приехав на праздник 24-го, Орлов с Охотниковым и Якушкин остались на неделю — уж больно хорошо тут было. В письме своём, отправленном 4 декабря в Петербург поэту и издателю Николаю Ивановичу Гнедичу, Пушкин так описывал «каменскую» жизнь:

«Вот уже восемь месяцев, как я веду странническую жизнь теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время моё протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и весёлая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя. — Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов…»

Обращает на себя внимание формулировка «демагогические споры» — за ней стоит один из известнейших эпизодов биографии поэта, когда на встрече участников тайного общества Орлова, Василия Давыдова, Якушкина, Охотникова и их друзей, трёх Александров, — Давыдова, Пушкина и Раевского (может, и ещё кто-то был), «посвященные» заговорили о необходимости создания «организации революционеров». Поэт воскликнул, что готов к такому обществу присоединиться, но ему объяснили, что это всего лишь шутка… «Я никогда не был так несчастлив, как теперь!..» — воскликнул Пушкин со слезами на глазах. Естественно, что всё сказанное поэт расценил как демагогию — хотя это было совершенно не так.

Известно, что разговор этот был заведён затем, чтобы «прощупать» настроения Раевского. В XX веке историки и литературоведы с милой наивностью утверждали, что будущие декабристы скрывали свою тайну от Пушкина, чтобы сберечь его талант для России — хотя на самом деле они просто не доверяли его экспрессивному характеру, опасаясь, что Александр сразу возжелает действовать и погубит доверившихся ему товарищей. Того, что история тайного общества получит столь трагический финал, никто и предположить не мог… Думалось, что времена Кикина[193] и Волынского[194] в России прошли навсегда.

Пушкин пребывал в гостеприимной Каменке чуть ли не до конца февраля, съездив, правда, отсюда с Раевскими в Киев и Тульчин. А потом, уже в одиночестве, выезжал и в Одессу, так что в Кишинёв возвратился только в марте…

Очевидно, что и Орлов уехал из Каменки одновременно с Раевскими и Пушкиным, заехал в Тульчин и отправился в Киев.

Очень важно обратить внимание на утверждение М.В. Нечкиной о том, что в Каменке «Орлов успел написать письменные предложения о реорганизации тайного общества, которые он и предложил Московскому съезду». Ещё раз повторим, что меморандум этот был подготовлен генералом до приезда в Киев.

В Тульчине Михаил повстречал князя Сергея Волконского, не только составившего ему компанию в путешествии до Киева и дальше, но и оставившего письменное свидетельство об этом путешествии:

«Проездом через Киев он решил сделать попытку о давно затеянной им женитьбе с дочерью Николая Николаевича Раевского — Екатериной Николаевной. Переговоры эти шли через брата её Александра Николаевича, который ему поставил первым условием выход его из деятельных членов тайного общества. Александр Николаевич, как человек умный, не был в числе отсталых, но как человек хитрый и осторожный, видел, что тайное общество не минует преследования правительства, и предложил первым условием Орлову выход из общества, и Орлов, выехав из Киева, был в шатком убеждении, что ему делать».

Далее следует самый, пожалуй, загадочный эпизод из всей весьма непростой биографии Михаила Орлова… Итак, наш герой приехал в Москву.

Историк пишет: «Съезд Союза Благоденствия состоялся в начале января 1821 г. на московской квартире Фонвизиных и продолжался около трёх недель или даже более. Съехались Николай Тургенев, Ф. Глинка, Михаил Орлов, оба Фонвизины, Якушкин, Граббе, Комаров, Бурцов, Охотников».

Лица, ранее нам незнакомые, и далее не представят для нас никакого интереса, поэтому не будем уточнять, кто есть кто и какие страсти разгорелись на съезде по поводу некоторых из присутствующих. К тому же на сей раз уважаемый автор не совсем точен, упустив ряд участников съезда. Волконский вспоминал:

«Прибыв в Москву, нашли московских и петербургских депутатов уже собранных, но как было положено, что правом голоса пользоваться только могут члены — основатели общества, а не члены, впоследствии поступившие в тайное общество, то я и Комаров были устранены от участия в прениях, а это право было предоставлено одному из Южной думы — Бурцову. В числе моек, членов были Фонвизин, Якушкин, Колошины, Граббе; в числе петерб. не упомню, кто был, а председателем был выбран Мих. Орлов. С самого начала съезда было получено из Петербурга] от тамошней думы сообщение, что правительство следит за действиями тайного общества и что будет осторожнее прекратить гласное существование общества и положить закрытие оного, а членам поодиночке действовать по цели оного. Главное основание этого побудительного обстоятельства было сообщение Фёдора Глинки, который, быв адъютантом у Милорадовича, имел случай о надзоре правительством положительные сведения, и было решено коренными членами Моск. конгресса закрыть два совокупных общества, и к этому пристал и Орлов».

Здесь всё верно: Союз благоденствия оказался «под колпаком» тайной военной полиции, созданной после возмущения лейб-гвардии Семёновского полка. Её руководитель, библиотекарь Гвардейского Генерального штаба Грибовский[195], являлся членом Коренного совета Союза благоденствия… Таким образом правительство имело полную картину деятельности тайного общества.

В докладе Грибовского о Московском съезде особое внимание было уделено Орлову — тому его выступлению, о котором Волконский в своих записках почему-то (на то можно предположить различные причины) предпочёл умолчать.

Зато Якушкин, менее близкий к Орлову, не только пересказал его речь, но и высказал своё предположение:

«Орлов привёз писаные условия, на которых он соглашался присоединиться к тайному обществу; в этом сочинении, после многих фраз, он старался доказать, что тайное общество должно решиться на самые крутые меры и для достижения своей цели должно прибегнуть к средствам, которые даже могут казаться преступными. Во-первых, он предлагал завести типографию или литографию, посредством которой можно было бы печатать разные статьи против правительства и потом в большом количестве рассылать по всей России. Второе его предложение состояло в том, чтобы завести фабрику фальшивых ассигнаций, через что, по его мнению, тайное общество с первого раза приобрело бы огромные средства, и вместе с тем подрывался бы кредит правительства.