Сила меча - Дмитрий Тедеев

Все эти быстрые и безжалостные расправы – с “влюблёнными дамами”, дуэлянтами и спорщиками, – я учинил, разумеется, тайком от господина, утром, когда тот ещё спал, совершенно обессиленный всем, что приходилось ему делать, и, вдобавок, ночными кошмарами, которые совершенно не давали ему нормально отдохнуть.

Только управившись с этими делами (заняло это у меня совсем не много времени), я разбудил герцога.

У господина Максима был такой обречённый и загнанный вид, что мне чуть не до слёз стало его жаль. И если и были у меня какие‑то сомнения, не раскаюсь ли я в том, что осмелился натворить, эти сомнения в тот миг полностью исчезли. Не раскаюсь. Как бы ни было мне потом плохо, не раскаюсь. Буду, наоборот, благодарить Бога за то, что подарил мне возможность хоть в чём‑то помочь его Сыну.

Я доложил, что сегодня почему‑то никаких посетителей и просителей к господину нет. Поэтому господин Максим вполне может, если пожелает, позавтракать и продолжить утренний сон.

И Максим пожелал. Он даже не стал завтракать. С удивлением посмотрел на меня, а потом с облегчением откинулся на подушку и закрыл глаза. И уже сквозь сон приказал, вернее – попросил (таким тоном не приказывают!), попросил меня, чтобы я тут же разбудил его, как только возникнет в этом необходимость. Я пообещал, но моего ответа Максим не услышал, он, совершенно обессиленный, уже спал.

А я твёрдо поклялся себе, что сделаю всё, чтобы “необходимость” будить замученного почти до смерти господина не возникла.

Проснулся Максим в тот день только к вечеру.

И в последующие три дня он почти непрерывно спал, просыпался, ел и засыпал опять. Наверное, он совершенно не понимал, почему вдруг ни с того ни с сего его оставили в покое. Но сил у него не было тогда даже на выяснение этого.

Лишь на четвёртый день он поднялся на ноги. Выглядел он по–прежнему страшно, как после тяжёлой болезни, из которой просто чудом выкарабкался и не умер (в принципе, так и было на самом деле). Исхудавший, с чёрными синяками под глазами, но было видно, что он всё‑таки ожил и сейчас начнёт стремительно набираться сил. Если, конечно, ему не помешают. И я вновь поклялся, что сделаю всё, чтобы господину никто не смог помешать.

И мне действительно удалось ещё на целую седмицу, а может даже и больше, продлить передышку.

По ночам Максима продолжали мучить кошмары, он стонал и плакал во сне, бредил, говорил, что не может больше убивать, звал Раину. Звал людей с какими‑то странными именами: Люба, Олег, Сашка, Светулька, Лаперуза. Звал маму…

Но днём он выглядел спокойным и весёлым. Гулял, купался в море, рисовал портреты Раины, расспрашивал меня о нашем мире, рассказывал мне о своём.

Собственноручно выстругал себе деревянный меч необычной формы и затем каждое утро подолгу упражнялся с ним. У меня просто дух захватывало, когда я следил за его занятиями.

Заметив мой интерес, господин помог и мне сделать такой же немного изогнутый деревянный меч. И стал учить меня искусству обращения с ним. И искусству ведения боя безоружным. И это, по его словам, было одним и тем же искусством, которое он называл странным словом Айкидо.

Иногда он упражнялся и со стальным мечом, тем самым знаменитым мечом, который принадлежал раньше Арике. Он разрубал этим мечом плотно связанные снопы жёсткой рисовой соломы с палкой внутри. Сначала он рубил только тонкие снопы, но, убедившись, что меч рассекает их с невероятной лёгкостью, стал пробовать упражняться и с очень толстыми снопами, которые казалось просто невозможным перерубить одним ударом. Но древний меч легко справлялся и с ними. Что приводило Максима в восхищение.

Он подолгу рассматривал драгоценный клинок, любуясь сверкающей, слегка голубоватой сталью, на которой были заметны едва различимые узоры, похожие на гребни морских волн. Однажды он спросил у меня, не знает ли кто‑нибудь в его герцогстве о том, как и кем был изготовлен этот удивительный меч. Я кинулся на поиски и вскоре привёл к Арике старого кузнеца, большого мастера, умеющего чувствовать душу металла.

Я присутствовал при долгом разговоре кузнеца с моим господином. Кузнец рассказал, что меч изготовил в глубокой древности очень искусный мастер, продавший, чтобы достичь совсем уж невероятных высот в искусстве, свою душу Силам Зла. Он вступил в сговор с самим главой Чёрных Колдунов – старшиной рода Повелителей Драконов, и тот дал ему немного крови Морского Дракона, самого страшного существа, какое только можно себе представить.

Давным–давно это чудовище было разбужено Чёрными Колдунами, воевавшими тогда с людьми и попытавшимися с помощью морского исполина добиться победы. Много бед принесло тогдашнее пробуждение и выход на сушу Морского Дракона. Не только людям, но и самим Колдунам, Дракон нападал на всех без разбора. И даже Чёрные Колдуны ничего не могли с ним сделать, лишь только слегка ранили чудовище.

В конце концов Морской Дракон сам вернулся в океан. А кровь этого чудовища Чёрные Колдуны хранили потом как одну из самых великих своих драгоценностей.

Но тому древнему мастеру удалось каким‑то образом получить у Чёрных Колдунов немного волшебной крови, и ею было пропитано железо для меча. Кровь Морского Дракона имеет тёмно–синий цвет, как само море перед штормом, и эта синева видна в драгоценной стали. И меч этот теперь содержит частичку страшной силы Морского Дракона, поэтому и разрубает так легко любые предметы.

Максим спросил, что будет, если из этого меча выковать другой, сохранит ли он тогда свою силу. Кузнец ответил, что если за это возьмётся опытный мастер, часть силы меч сохранит. Но что переделывать меч, выкованный древним умельцем, который продал для этого душу Злым Силам, он не советует. Потому что совершеннее этого меча быть просто не может.

Но господин Максим всё‑таки попросил этого мастера (лучше которого не было у нас в королевстве) переделать древний меч.

Несколькими уверенными взмахами кисти Максим нарисовал на холсте, каким должен быть новый меч. Это была первая картина господина Максима, на которой он изобразил не Раину. Но эта картина тоже была чудом…

Меч на картине имел такую же, как и у деревянного, слегка изогнутую форму, одностороннюю заточку, небольшую круглую гарду и очень длинную рукоять с выемкой для камня. В простоте формы рисунка таилось необъяснимое изящество, совершенство и необычайная чудесная сила. Меч, нарисованный Максимом, был живым, имел свою душу. Видно было, что далеко не каждому такой меч принесёт удачу, что служить он станет лишь человеку, достойному этого меча.

Кузнец очень долго, не отрываясь, смотрел на эту картину, и на глазах у него выступили слёзы. И в конце концов он согласился, взялся переделать меч, совершеннее которого, как он сам говорил, просто не может быть. Наверное, он почувствовал, что можно всё‑таки сделать меч ещё совершеннее. Если, конечно, переделывать его по рисунку того, чья душа наделена Божественной Добротой. По рисунку Сына Бога.

И кузнец унёс с собой картину и меч. Вернее – не весь меч, а только клинок. А рукоять с крестовиной Максим оставил у себя. Он прикрепил к этой рукояти ивовый прут и вместо меча вставил его в ножны, которые всё время носил с собой. Со стороны казалось, что герцог Максим по–прежнему при мече, которым, как все отлично знали, он владеет как Бог. Или как Дьявол.