Антибункер. Погружение - Вадим Денисов

Э-ге-гей! Не забыть показать врагу средний палец! Выкарабкались, ёлки!

С дедом я связался прямо с реки.

– Я в канале, «Самоед»! Где вы?

– Возвращаемся к катеру, прорваться не получилось.

– Что, автомобиль не нашли? Как там вообще, кружок по городу сделали?

Кружок ему, херцы-берцы, сидит там в рубке, как на курорте, пузо чешет!

– Разведку провели, Фёдорыч, да всё без толку, тут мост взорван. Ладно, мы живы, так что пойдём на Красноярск водой. Остальное я тебе с катера расскажу, подробненько. Будет интере-есно…

Странные тут места.

Я этот участок называю Тёмным Енисеем. Почему? Потому что если, проходя его ночью, не спать, а стоять на палубе, то увидишь следующее: в кромешной темноте впереди судна тянется змеёй двойная цепочка бакенов-светлячков, а по берегам – хоть глаз выколи, ни единого огонька, словно ты внезапно вплыл в Таинственный Мир другой планеты.

Видеть такое тем более удивительно, что ниже по течению, где тайга глуше, а народу меньше, ты постоянно наблюдал рост цивилизационной плотности. Начиная от Подтёсово, на берегах появляются дачи и автомобили, места для пикников и рыболовы, стоящие с удочками возле мангала. Видно, что далеко не весь тамошний народ живёт «от реки», многие ещё и отдыхают на ней. И вдруг такой провал.

От места слияния Енисея с Ангарой КС-100 шёл на полных парах и без остановок.

Порой я видел выживших, один раз нам даже махали с берега, но чаще смотрели вслед настороженно.

Стрелка – крупная перевалочная пристань.

В этом посёлке, расположенном там, где прозрачные воды Ангары сливаются с гораздо более замутнёнными енисейскими, нам пришлось задержаться, и это была единственная остановка на перегоне. Слишком энергично махали. В маленькой общине было четырнадцать человек, включая перебравшихся из Усть-Ангарска, и серьёзная проблема – девятилетняя девочка повредила ногу, рваная рана, а медика нет. Естественно, Катерина включилась сразу, затребовав того, кто хоть что-то понимает в медицине. Привели напуганную девчонку лет семнадцати, мгновенно определённую в стажёры.

Здесь хорошо заметен феномен близости к мегаполису. Местные не считают себя жителями тайги, в отличие от поселений к северу, они уже «малогородские». Поэтому тут процент убежавших в Красноярск ещё выше.

Ничего местечко, ключевое и в то же время неплохо защищённое.

Пока жители терзали меня на предмет новостей, я вяло отбрехивался и с интересом наблюдал за особенностями жизни этого небольшого речного анклава… Это вам, ребята, надо новости рассказывать, вы сразу на двух реках стоите!

Хорошие люди, приняли по-человечески, всё уговаривали задержаться. Узнав, что мы едем в Красноярск с намерением вскоре вернуться, слёзно попросили подбросить из города медикаментов. Потом мы еле отвязались от безусого юнца, возжелавшего, во славу приключений, отправиться с нами в «опасный поход». Пришлось звать старосту, почти обрусевшего азербайджанца, которого звали Руслан Магеррамов. Деятельный, оптимистически настроенный человек. Готов рассчитаться любым бартером, говорят, что сметаны и прочей молочки у них хоть завались. Я, в свою очередь, поинтересовался у кавказца насчёт патронов к «ПМ» и нагану и не ошибся. Сделав задумчивое лицо, староста заявил, что «сейчас нет, но добыть можно».

– Есть целый цинк калибра 5,45, нужны? – предложил он.

– Где же мне такой ствол взять? – загрустил я.

Да уж, чего только не припрятано в енисейской тайге… Зато сразу разжился четырьмя обоймами к «колчаку» – настоящий подарок! Когда тянется обыденка, то можно и без них обойтись, не треснешь по одному впихивать. Но в неспокойном Енисейске необходимость быстрого перезаряжания почувствовалась остро.

Клятвенно пообещав на обратном пути привезти запрошенное, мы пошли дальше.

Именно здесь я увидел ещё одну нишу: санрейсы! Судно, укомплектованное, хотя бы по минимуму, медицинским персоналом и необходимым оборудованием, заходящее в удалённые и не очень поселения. Будем думать.

Главная ниша уже определена. В старые времена енисейские купцы для торговых операций с поставщиками пушнины использовали хлеб, его же в основном и возили. Например, в середине XVIII века зерно с мукой в Енисейск и Новую Мангазею – Туруханск поставляли тринадцать купеческих артелей. Всем богаты севера, но хлеб тут не растёт.

– Ты понимаешь, что будет с медициной через несколько лет? – волновалась Глебова, когда мы уже отошли от причала. – Кадры, обучение, медоборудование, лекарства, наконец! Что будем делать, когда выйдут сроки хранения?

– В том-то и дело, Кать, – уныло поддакнул я. – Сейчас воспоминания о том, что когда-то был бешеный спрос на пушнину, рыбу и уголь, кажутся анахронизмом, но чёрт его знает, не повторится ли история?

– Где взять провизоров, способных приготовить лекарство непосредственно в аптеке? – не унималась она.

– Да уж, большой фармзавод заново не запустишь… Кадры решат всё! Нужно собирать специалистов, прежде всего старой школы.

– Объявление на углах поклеим.

– Почему бы нет?

* * *

КС-100 в поисках места для ночной стоянки шёл вдоль правого берега реки.

Красивые виды плыли вдоль борта – живописный скалистый обрыв. Издалека показалось, что дальше есть ровная каменная коса, я сбавил ход. Уже полчаса пытаюсь высмотреть площадку для лагеря, но тщетно. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вся коса состоит из крупного галечника, очень неудобно. Немного выше по течению виднелся островок, который напомнил мне всплывшую в ледяной океанской воде подлодку; я, по старой памяти, даже насторожился. Смотрится красиво, да берега круты.

Нужна ровная травянистая полянка, лучше с небольшой рощицей, где можно устроить костровище. Низко висящие над левым берегом тучи предупреждали, что погода может испортиться. Ещё две попытки, и подходящее место нашлось рядом с устьем лесного ручейка, на почти ровной террасе коренного берега. С дровами проблем нет, рядом высится группа молодых елей, а у самого берега ниже террасы стоят несколько накренившихся высохших деревьев. Почва сухая, травка нежная, райское место. Ближе к ручейку невысокий тальник, остальное пространство вокруг свободно и хорошо продувается.

Утварь вытаскивали в начинающихся сумерках. Нам обрадовались комары, хорошо, что мошки нет. Я сходил к ручью за чистой водой и занялся костром, Глебова – готовкой.

Да здесь и ночевать можно! Но не нужно.

Конечно, никто не собирался спать на свежем воздухе, просто после долгого перехода очень хочется ощутить под ногами твёрдую почву, посидеть спокойно у потрескивающего костра. Вода в котле быстро закипала, рыба жарилась на рожнах; через тридцать минут ужин был готов.

Мы долго сидели у огня, потягивали чаёк, молча смотрели на реку и думали каждый о своём. Не знаю, о чём размышляла Екатерина, а мне представлялось, что никакого апокалипсиса не было, всё идёт своим чередом, а я сижу себе на берегу реки и смотрю, как, приглушенно урча дизелями, торопятся к Казачинским порогам усталые суда, расцвеченные ночью зелеными, красными и белыми ходовыми огнями. На теплоходе музыка играет – вечная тема…