Курильская обойма - Сергей Кулаков

– Сейчас еще ночь. Темно будет еще час-полтора – и начнет светлеть. Это самое подходящее время для атаки. Мы подберемся к вышке на подлодке и атакуем вышку из-под воды.

– Мы думали об этом, – кивнул Артамонов. – Но уж очень рискованно. Там же эти понтоны в несколько этажей… Пока вы заберетесь наверх, они вас вычислят.

– Не вычислят, товарищ каперанг, – уверенно заявил Лютый. – Мы работали на таких платформах. Мои люди специфику знают. Если атакуем под утро, я ручаюсь за успешный исход операции.

Артамонов осмотрел бойцов. Все твердо смотрели ему в глаза, никто не сомневался в успехе.

– Хорошо, – кивнул Артамонов, – меня ты убедил. Но я должен связаться с командованием. Ждите.

Он быстро вышел из рубки.

– Может, мы пока изучим карту? – предложил Лютый Плетневу. – Чего время терять?

Судя по виду Плетнева, он был настроен скептически по отношению к радикальным действиям группы. Эдакий замполит, всегда и во всем сомневающийся. А скорее всего, он и представлял идеологический сектор – проводил на корабле политику ныне действующей власти, всего остерегающейся.

Но все-таки возражать Лютому пока не стал. Решил дождаться командира корабля.

– Прошу, – указал на расстеленную на столе карту.

– Так, – деловито приступил к работе Лютый, – это место расположения вышки?

– Именно так, капитан, – иронически кивнул Плетнев.

– Глубина – сто метров. Понятно. Рифы… Это хуже.

– Вот подходящий коридор, – ткнул в карту Труба.

– Да, годится. Надо обогнуть в этом месте. Затратим полчаса, но зато не напоремся на рифы.

В этот момент вернулся из переговорной рубки Артамонов. Все выжидательно повернулись к нему.

– Командование дало «добро», – отрывисто сообщил Артамонов. – Давайте отработаем детали.

– Товарищ каперанг, – заговорил Лютый с таким видом, точно не сомневался в результатах переговоров, – понадобится мини-подлодка. Здесь на большой субмарине мы не пройдем.

– Я уже распорядился, капитан. Через полчаса она будет здесь. Что еще?

– Нужна схема платформы.

– Скоро будет. Руководство фирмы уже готовит чертежи к высылке.

– Док, Толстый, займитесь баллонами, они почти пустые.

– Есть.

Бойцы побежали выполнять приказ. Плетнев с тонкой улыбочкой смотрел на нахального капитана, который распоряжался в командной рубке крейсера, как у себя дома.

Роман, в свою очередь, злорадно посматривал на кавторанга. Что, съел? Это тебе боевые пловцы, а не мальчики на побегушках. И если они начали действовать, лучше им не мешать.

Сэй снова навестила Наташу.

Наташа дремала на ящиках, поджав ноги к груди. Было довольно холодно, в окошко задувало сырым ветром. Между полосками жалюзи потемнело, наступил вечер. Зажегся в углу тусклый фонарь. Наташа несколько раз принималась стучать по двери, но никакого результата это не принесло.

Чтобы не падать духом, она сделала серию физических упражнений, связав кое-как разрезанную на груди майку. Ту самую, с дурацкой надписью, которую подыскал для нее Роман. При воспоминаниях о Романе, об убитых ребятах ей становилось так нехорошо, что возникала отчаянная мысль шарахнуться виском об угол железного ящика и разом со всем покончить.

Но Наташа гнала эти мысли. Стыдно. Столько вынести, бегая по горам и прыгая по водопадам (были и там приятные до озноба моменты, но эти воспоминания она давила в зародыше, иначе хотелось орать в голос), болтаясь в чужих вонючих трюмах, – и сорваться, не выдержав, может быть, последнего испытания? Нет, так не годится. Она была слишком деятельной и упрямой натурой, чтобы сдаться без боя.

Час, а может, и больше она отжималась, приседала и подпрыгивала на железном полу камеры, болью в мышцах стараясь притупить отчаяние в душе. Частично ей этой удалось. По крайней мере, согрелась и почувствовала спасительную злость. Ничего, не может быть, чтобы ее бросили и забыли. За ней обязательно придут. Или она сама вырвется отсюда.

Однако время шло, ничего не происходило. О ней словно забыли. Хоть бы кусок хлеба принесли.

Она прикладывала ухо к двери, к стенам, пытаясь что-нибудь разобрать. Какие-то звуки улавливались, но они были так далеки и неясны, что не позволяли составить хотя бы приблизительное представление о том, что творится за стенами камеры.

В конце концов она опять легла на ящики и начала забываться тревожным сном. Во сне она все время зябла и подтягивала коленки, стараясь согреться. Тело затекло и одеревенело. Когда двери камеры наконец открылись, она не сразу смогла подняться.

Но, поднявшись, тут же отпрянула назад. Потому что в дверях стояла Сэй и смотрела на нее с тонкой людоедской улыбочкой.

Наташа вжалась спиной в угол между стеной и ящиками. Руки у нее были свободны, и она решила сражаться до последнего. Нет уж, второй раз оседлать себя она не даст, какая там каратистка ни будь. Она тоже кое-что умеет, по крайней мере, одной рукой вцепиться в волосы, а ногтями другой ударить по глазам сможет.

Сэй медлила, как и в прошлый раз. Она изучающе разглядывала пленницу, будто это разглядывание доставляло ей особое удовольствие. Задержалась взглядом на полуобнаженной груди, усмехнулась, облизнула губы. Глаза ее странно застыли, рот приоткрылся, точно у слабоумной.

«А может, попробовать поиграть с ней в ее же игры? – лихорадочно соображала Наташа. – Похоже, дамочка лесбиянка. Приласкать ее, дуру, может, погладить между ног… Противно, но бог с ним, потерплю… А потом, когда она пустит слюни и расслабится, сломать ей шею, на это сил у меня хватит, – и ходу отсюда…»

Соображения Наташи были прерваны вошедшим в камеру японцем. Он поставил на ящики миску с едой, пластиковую бутылку питьевой воды.

– А пи-пи мне куда делать? – спросила Наташа, разочарованная вмешательством третьего лица.

Никто не ответил ей на этот сложный вопрос.

– Послушайте, мне холодно! – Наташа указала на отверстие под потолком. – Видите? Я замерзну…

Сэй сказала несколько слов японцу. Тот молча стащил с себя куртку, бросил Наташе.

Наташа так же молча надела ее на себя. Пахло чужим, едким, но зато сразу стало тепло.

Сэй разглядывала Наташу все с тем же застывшим выражением на лице.

Японец вышел.

– Не оставляй меня одну, – хриплым голосом попросила Наташа, видя, что Сэй также уходит.

Сэй повернулась, высунула длинный кончик языка и быстро-быстро подергала им, как змеиным жалом.

Наташу передернуло. Сэй захохотала, дверь с грохотом закрылась.

– Чертова психопатка, – прошептала Наташа, дрожа от ужаса и омерзения.