Арвиальская канва - Елена Ахметова

Его Величество приземлился на верхнюю палубу, поскользнулся и звучно треснулся бедром о столик возле шезлонга, уронив-таки корону мне на живот. Я машинально подхватила ее одной рукой.

Тяжелая.

— И почему короны не делают на завязочках, как дамские шляпки? — страдальчески поморщился Ланс и бережно опустил меня на ноги.

Морской покровитель словно специально дожидался этого момента, чтобы внезапно отпустить яхту. Нас мотнуло, с нижних палуб донесся многоголосый отчаянный вопль, к которому я невольно присоединилась, запнувшись о шезлонг. Ланс глухо выругался, взмахнув крыльями для равновесия, и бросился к борту. Я присоединилась к нему секундой позднее (как будто мы могли что-то поделать!), но гигантская водяная воронка будто рассосалась сама собой, оставив на память только высокие беспокойные волны, раскачивающие тримаран, как скорлупку.

Слегка позеленевший Ланс с чувством сплюнул за борт, повернулся было в сторону лестницы на среднюю палубу, но замер и устало произнес:

— Твою мать…

Проследив его взгляд, я выразилась куда менее сдержанно и вцепилась в леер.

За яхтой поднималась гигантская темная волна.

Яхта подскочила на ней, как ужаленная в зад. Вопли снизу резко набрали экспрессии и выразительности. Я все-таки не удержалась, проехала по лееру до самого носа и едва не перекувырнулась за него, но тут подоспел Ланс и бесцеремонно схватил меня за шкирку, возвращая на палубу.

— Что он творит?! — рыкнула я, ощутив опору под ногами.

— Тащит нас к берегу, — сквозь зубы процедил Ланс: кажется, опора под левой ногой все-таки оказалась его ступней. — Эффектно, как я и просил. Правда, я-то имел в виду, чтобы эффектно это выглядело с берега, но, видимо, об этом следовало упомянуть отдельно…

Арвиаль действительно приближалась рекордными темпами. Насчет эффектности Ланс мог не переживать: тихие бухточки и пляжи, не знавшие высоких волн, не имели никакой защиты, и на берегу, должно быть, уже царила паника, ничем не уступающая безобразию на нижних палубах. Нас несло прямиком на дворцовый пирс, и, кажется, мы имели все шансы его протаранить…

— Твою мать! — неоригинально повторился Ланс и внезапно сгреб меня в охапку, тотчас отталкиваясь от палубы.

Я не успела отреагировать и вцепиться в него, а он, должно быть, и без того устал. Намокшая одежда довершила дело, и я с позорным воплем выскользнула из его рук — прямо в разбушевавшиеся волны.

Желудок подскочил к горлу, его место тотчас занял склизкий комок ледяного страха — и темная вода сомкнулась над головой, даже сейчас продолжая волочь меня куда-то. Под волной меня тотчас перевернуло, и я, уже не понимая, где верх, а где низ, отчаянно забарахталась — но тотчас расслабилась, позволяя течению самому вытолкнуть меня на поверхность. Ночной воздух ожег макушку вожделенным теплом, и я тотчас запрокинула голову, глотая солоноватый воздух.

— Лави! — Ланс спикировал прямо на волны. Поднял тучу брызг, не успев вовремя сложить крылья, и тотчас подхватил меня — хоть я держалась на воде, пожалуй, даже лучше его.

— Яхта?!

Он с нервным смешком прижался лбом к моему лбу и на мгновение зажмурился, успокаиваясь. А потом отстранился, позволяя оценить масштабы бедствия.

Безымянная яхта не протаранила пирс. Волна оказалась слишком высокой и подняла судно над досками, с издевательской бережностью опустив тримаран уже на берегу. И схлынула, оставив яхту стоять, чуть накренившись, посреди отсыревшего дворцового парка.

Нас с Лансом обратный ток едва не затянул на глубину, но все же помиловал и выплюнул в жалких пяти шагах от линии прибоя, мокрых и продрогших.

Я устало потерла ладонью лицо и побрела вперед, но тотчас запнулась обо что-то. Наградив парковых смотрителей парой ласковых, я нагнулась и… подхватила из воды золотую корону, увенчанную маленьким осьминогом, шокированным встречей не меньше, чем я сама. Ланс нервно хмыкнул, хлопнув крыльями по поверхности воды, и я недолго думая нахлобучила корону ему на голову — прямо вместе с осьминогом и длинной плетью темных водорослей, дивно гармонировавших с червонным золотом волшебных волос.

Ланс диковато выглянул из-под переплетения морской растительности, даже не пытаясь отвести ее от глаз.

— Лави, я…

— Это был второй раз, когда ты подставил Брианну, — ровным голосом сказала я ему, прилаживая корону: она все норовила соскользнуть, и, похоже, под водой не потерялась только благодаря потустороннему вмешательству морского фейри. — Если он не станет последним, ты будешь первым королем в истории Далеон-Тара, которого свергла его собственная королева.

Ланс молча поймал мои руки и прижал к губам, обжигая дыханием. Я отозвалась на прикосновение, мгновенно покрывшись мурашками и перестав ощущать ночную прохладцу, и он глухо усмехнулся, не отстраняясь и не отрывая от меня темного, какого-то совершенно нетрезвого взгляда.

— Ваше Величество!

От дворца к берегу спешила целая делегация взмыленных придворных с Марком во главе. Я спохватилась и опустила руки, отступая от короля.

А он раздраженно передернул плечами, хлестнув крыльями по беспокойной воде, и развернулся к своим подданным, на глазах покрываясь чернотой подкожных узоров. Человеческий облик Его Величество утратил в считанные секунды, и в то мгновение помеченная морским покровителем корона на его голове смотрелась на редкость гармонично.

Чудовище, коронованное чудовищем, благословленное чудовищем, — он вдруг оскалился, разведя когтистые руки, расправил крылья, и ночь вокруг стала черней и гуще. Один за другой с жалобным хрустом погасли парковые фонари. Тени выползали из углов, из-под деревьев, из-под замерших в испуге людей…

Самая темная мягко выскользнула из-под меня, закружившись вокруг разгневанного покровителя в смертельном хороводе. Ланс застыл — высокая фигура в потустороннем вихре разбушевавшихся теней, в беспокойной воде, слишком правильная, слишком совершенная, чтобы принадлежать человеку; червонное золото короны сливалось с нерукотворным золотом волос, и одинокая плеть водорослей обернулась вокруг его лба терновым венцом.

Марк опустился на одно колено первым, и за ним будто схлынула пестрая волна: придворные преклоняли колено один за другим, не отрывая завороженных взглядов от темного фейри, невыносимо прекрасного даже в гневе. Море под его крыльями беспрестанно менялось, точно угодив в ловушку разошедшегося времени: то зеленело и цвело, то серело и выцветало, то заливалось ровной спокойной синевой, будто все времена года решили смениться в одно мгновение.

Я скривила губы и тоже опустилась на колени — прямо в холодную воду.

— Встаньте. — Ланс говорил негромко, но его голос разносился над всем парком, шепча из каждой тени. — Живите, и пусть дети ваших детей помнят, кому их предки клялись в верности.

Он протянул руку, не глядя, и я покорно вложила пальцы в его ладонь, смаргивая наваждение. Вот же он, из плоти и крови, с покрасневшим от удара ухом и осьминогом, потихоньку сползающим с короны, с чего тут трепетать-то?..